Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

⠀⠀

⠀⠀

Глава 28

Признаваться в том, что Бригитт была права, кавалер не собирался. Вот еще, и так много о себе стала думать, карету ей подарил — это уже немало. Но так и было, совет рыжей красавицы оказался хорошим. Он совсем не зря ездил в город и, вместо того чтобы раздуть новую свару, кажется, наживал новых и ценных друзей.

Уже через день с утра приехал посыльный от Кёршнеров и просил узнать, будет ли угодно господам Эшбахтам и девице Урсуле Видль принять Людвига Вольфганга Кёршнера и сопровождающую его мать Клару Кёршнер. На что поступил благоприятный ответ. Сказано было посыльному, что дом Эшбахтов ждет уважаемых гостей с большим нетерпением. На что посыльный сообщил, что гости поедут к ним затемно и уже к обеду будут.

Волков звал к себе сестру Терезу и племянниц, чтобы сообщить им о деле. И когда те пришли — мать заплаканная, а девочки перепуганные, — кавалер глянул на них и охнул. У невесты, оказывается, и платья подобающего нет, и у матери ее платья хорошего нет, а что есть — старо и обтрепалось. То хоть и неплохие платья были, что кавалер покупал племянницам, но девочки давно из них выросли. А ко всему еще и обед нужно начинать готовить сейчас.

— Собирайтесь! — велел кавалер, а сам нахмурился. — Надо в город ехать за платьями.

— Пока доедете, ночь уже будет, вам и городских ворот не откроют, — сказала госпожа Ланге. — А коли и откроют, так портные все спят. — И, пока Волков молчал и хмурился, она продолжала: — Не волнуйтесь, господин мой, я все устрою. До завтра еще целый вечер и ночь. Мы успеем.

— Что ж вы, новые платья для Урсулы и Катарины и для моей сестры пошьете? — не поверил Волков.

— Катарина пусть берет платье старшей сестры, — сказала Бригитт.

— Ой, я согласна! — закричала младшая племянница.

— Госпожа Рене, сестра ваша, пусть возьмет платье у госпожи Эшбахт, они телом схожи почти, разница невелика, ее никто и не заметит.

— Берите любое мое платье, — милостиво согласилась Элеонора Августа, она взяла за руку сестру Волкова Терезу. — Пойдемте, сестра, посмотрите, что можно взять у меня.

— А я? — искренне удивлялась происходящему виновница всего переполоха, тринадцатилетняя невеста. — А где же мне взять платье?

— Вам нравится мое платье из зеленого бархата? — спросила у нее госпожа Ланге.

— Ваше платье из зеленого бархата? — Глаза Урсулы округлились. — Очень нравится. Но оно же мне велико.

— У нас есть ножницы, иголки, нитки и дворовые девки — и целая ночь впереди, мы перешьем его под вас, вы будете в нем так хороши, что жених влюбится в вас с первого взгляда. Согласны?

— Согласна, — сразу согласилась племянница. — Но, госпожа Ланге, разве вам не жалко такого хорошего платья?

— Не волнуйтесь, дорогая моя, завтра вы будете главной, а платье… — Бригитт с улыбкой взглянула на Волкова. — Думаю, что господин купит мне новое.

Господин, увидав, что все смотрят на него, молча кивнул и стал подсчитывать, что ему обошлось бы дешевле: три хороших платья для сестры и племянниц или еще одно роскошное платье для Бригитт.

А госпожа Ланге уже звала к себе Марию, велела ставить варить бульоны, кликнула мужиков, велела им забить свинью, а девке, умелой в шитье, объяснила, что надобно делать. Звала еще кого-то, распоряжаясь и распоряжаясь. И так она это умно делала, что Волкову ничего не оставалось, как сесть в свое кресло, налить пива и позвать монаха с новой книгой, которую тот купил недавно.

⠀⠀

Все, что Бригитт задумала, все так и сделала. Придраться было не к чему. Тринадцатилетняя Урсула Видль была напомажена и нарумянена, ее волосы были помыты с яичными желтками для блеска, распущены и чуть завиты. Платье, как и ожидалось, оказалось великолепно, бархат есть бархат, и сидело на девочке изумительно. Волков хотел было сказать, что уж слишком взрослой она выглядит, но вспомнил, что девочке скоро ложиться на брачное ложе, и промолчал. Для нее посреди залы, чуть отодвинув стол к стене, поставили кресло, под ноги поместили скамеечку. Урсула все понимала и была не только на вид взрослой, но и не по годам серьезной.

— Матушка, дайте мне платок, лучше мне при платке быть. — И тут же отбросила платок, что давала ей мать. — Да нет же, что вы мне тряпку даете, мне кружевной надобно. Тетушка Элеонора, можете мне на время дать кружева? Как гости отъедут, так я вам верну.

Элеонора Августа молча отдала ей свой кружевной платок. Племянница, как и положено даме, тут же спрятала его в рукав платья, оставив небольшую часть его снаружи. Она делала все так же, как делали взрослые дамы. Девочки очень ловко перенимают все у взрослых женщин. И тут же она потребовала зеркало:

— Катарина, подай мне зеркало, хочу поглядеть на себя.

— Ты только что смотрела, — отвечала младшая племянница, которая не хотела отходить от кресла дяди, а хотела смотреть картинки в его книге.

— Глупая гусыня! Немедля неси мне зеркало! — кричала старшая таким тоном, который Волков за ней еще не замечал.

Тереза Рене, мать девочки и сестра господина, то и дело кривила губы и, с трудом сдерживая рыдания, промокала глаза от слез.

Урсула, видя это, говорила ей строго:

— Матушка, того не надобно сейчас. Ни к чему тут слезы ваши. Авось не хороните меня. И не за холопа меня дядюшка выдает.

Волков же, слыша это, и читать забывал, диву давался: «Вон как свадьба меняет женщин. Вчера еще тихой девочкой была, а сегодня строга уже даже с матерью».

Ротмистр Рене, которому Урсула была падчерицей, непонятно отчего грустил не меньше, чем ее мать. Лицо его полнилось печалью, он сидел у стены и вставал всякий раз, когда в его стакане кончалось вино, наливал и садился снова грустить и медленно напиваться.

— Дорогая моя, отнесите сестре зеркало, у нее сегодня очень важный день. — Волков чуть подтолкнул младшую, и та нехотя исполнила его просьбу.

А тут как раз влетела в залу девка дворовая и, разгоняя страсти, закричала:

— Приехали! Во двор въезжают!

Волков встал, закрыл книгу и пошел на двор встречать гостей. За ним отправились все его люди: жена (единственная из женщин, даже госпожа Ланге не пошла на двор), оба монаха, фон Клаузевиц, Максимилиан, Увалень, Гренер, братья Фейлинги, Бертье, Рене. Все в лучших одеждах, и только бесшабашный Бертье был с непокрытой головой.