Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

— Ну, приходи с женой, — согласился кавалер.

— Я бы не навязывался, да больно она хочет посмотреть, как живут настоящие господа.

— Приходи.

— А твоя-то, дочь графская, не будет против, моя-то из простых? — все еще сомневался Скарафаджо.

— Чертов болван, сказал же, приходи с женой! — злился Волков, которому хотелось скорее вытянуть ногу у камина. — Сколько раз тебе еще повторять?

Кавалер развернул коня и поехал к дому.

— Приду! — кричал ему вслед Роха. — Принесу новый мушкет показать!

⠀⠀

Жена Рохи пришла разодетой настолько, насколько Роха мог себе это позволить. Она много кланялась перед Элеонорой Августой, поначалу та была холодна, но когда мать Амелия выяснила, что жена Рохи беременна в четвертый уже раз, так разговор у женщин сразу наладился, и даже Бригитт стала прислушиваться к рассказам про утреннюю тошноту, про рвоту на запах жареного лука, про вечное желание сходить по малой нужде и про все другое. И так все было у них хорошо, что после ужина жена Рохи удостоилась нового приглашения. Без мужа. И она обещала быть.

⠀⠀

Утром после завтрака на выезде из Эшбахта собрались люди. Кроме кавалера были там Роха, Хилли, Вилли плюс солдаты из стариков, те, что с кавалером были еще Фёренбурге. Пришли также Брюнхвальд и Бертье.

Из арсенала хозяина принесли одну хорошую кирасу, которую бросили горцы на берегу, надели ее на мешок с песком и поставили на пригорок. Стали стрелять новым порохом. Он и вправду оказался хорош: мало свистел, зато много «бахал». Звук был резким, быстрым, дым — тяжелым, черным, сразу давал много копоти. После каждого выстрела образовывалось небольшое облако.

Кираса была отличная, с «ребром», из хорошего железа, которого не пожалели. Может, поэтому на пятидесяти шагах аркебуза ее и не брала, но на тридцати уже пробивала. Но это аркебуза. Мушкет же оставлял в железе солидную дыру даже со ста шагов.

— Ну, что я тебе говорил, — заявлял Роха с таким видом, как будто это он сам его сделал.

Да, порох действительно неплох. Его вообще можно было считать отличным, если бы не цена.

— Пушкарям этот порох не давать, — распорядился Волков. — Купишь им в Малене простого, этот оставить только для стрелков.

— И то верно, — соглашался Игнасио Роха, — а то они в свою картауну по половинке ведра за раз закидывают. Хорошего пороха на них не напасешься.

⠀⠀

…После обеда в тот же день приехали Сыч с Ежом. Как их в соседнем уделе за купцов принимали — непонятно. Небритые, оба воняют, одежда грязная, у обоих ножи на поясе. И шуба Сычу нисколько не помогала, на тихой дороге таких встретишь — так перекрестишься: истинные разбойники.

— Так вы что, экселенц, этому купчишке-выкресту денег дали?

— Дал, — согласился Волков.

— Ну, считайте, что в реку бросили, — махнул рукой Сыч.

— Что совсем от него толку не будет?

— Думаю, что толку от него будет мало, — ответил Фриц Ламме, а сам без спроса сел за стол, не снимая грязной шубы.

Товарищ его был не так фамильярен, скромно встал за стулом Сыча. А Волков не то чтобы растерялся, но вздыхал безрадостно: он на купчишку уже надеяться стал.

— Что, совсем не сгодится нам? Глуп?

— Да не глуп он, — набрался смелости заговорить Еж. — Просто для нашего дела не подходит. Трусоват.

— Верно, — поддержал товарища Фриц Ламме. — Не о том думает все время. Ему говоришь, что да как, а у него глаза стеклянные, в них дыбы да палачи, палачи да дыбы. С такими мыслями в нашем ремесле удачи не жди.

— И что, забрать деньги обратно? — спросил Волков невесело.

— Вот и мы было так подумали, а потом поговорили с ним и выяснили, что у него есть знакомец один на том берегу, — встрял Ёж, не давая сказать Сычу.

Фриц Ламме посмотрел на него осуждающе: куда, мол, вперед меня?

Лопоухий Еж продолжать не решился, закатил глаза, а за него продолжил Фриц Ламме:

— Знакомцев-то у него много, я переписал их всех, купчишки в основном, но один нужный человечек имеется.

— Что за человек? — спросил кавалер.

— Писарь казначейства славного города Шаффхаузена Веллер, — сообщил Сыч едва ли не с победным видом.

«Да, это интересный человек, тут сомнений быть не может».

И словно подтверждая его мысли, Сыч продолжил:

— Кто первым узнает, если город вздумает снова войско собирать?

То-то и оно… Писарь казначейства, никто другой. «Верно, верно, верно, но согласится ли он „дружить“?»

И снова Сыч прочитал его мысли:

— Наш купчишка, этот Гевельдас, говорит, что писарь молод, едва женился и небогат, значит, нуждается в деньгах жене на подарки, как и все молодые люди.

— А сумеет ли наш купец с ним договориться? — спросил Волков, хотя по ухмылкам этих неприятных людей уже видел, что у них на сей счет уже есть мыслишки.

— В том-то и дело, что черта с два, — радостно сообщил Сыч.

— А чего же ты тогда радуешься? — нахмурился Волков.

— Да я тут одно дело придумал, если выгорит, то будет он наш, — снова встрял Еж.

— Цыц, ты, полено лопоухое! — одернул его Фриц Ламме. Он посмотрел на Ежа снизу вверх весьма неодобрительно. — Куда вперед лезешь, вот не буду тебя больше в приличный дом приглашать. Лезет он… — Сыч передразнил Ежа: — «Я придумал…» Молчи уже, дурень! — И тут же продолжил рассказывать: — Купчишка наш нипочем с писарем не договорится. Но он может его вызвать в Лейдениц по какой-нибудь надобности, по торговле или… да хоть в гости. Это мы потом обдумаем еще, а как тот пожалует, тут уж его прямо на пристани и встретим. Наш будет, не отвертится.

— Точно, — подтвердил Еж, — уж нам бы только до него добраться.

Мысль эта очень кавалеру понравилась. Да, толково было придумано.

— Я купцу десять золотых дал, — сказал он, думая о деле. — Семь заберите, раз он для дела не подходит, так и трех ему будет довольно, пять для писаря берегите, а два… Коли дело выгорит, вам в награду пойдут.

— А вот за это спасибо, господин, — сразу обрадовался Еж.

— Да ты свое хлебало хоть прикроешь сегодня, а? — опять осадил его Фриц Ламме.

— А чего? Я ж поблагодарить…

— Закройся, говорю, за что благодаришь-то? Еще не сделали ничего, деньги еще не наши, а ты уже благодаришь…

— Идите! — махнул рукой Волков. — Мне нужен этот писарь, нужно, чтобы служил он мне. Уговорите его, а не сможете… Сами опять на тот берег поедете.

Фриц Ламме и, лопоухий и лысый