Первый Выбор - Канира

— Не-поможет-сделает-хуже. Моя слабость не в отсутствии силы. Моя слабость в избытке видения.

— Тогда как мне помочь?

Сумасшествие встала, и вокруг неё закружились образы — фрагменты прошлого, настоящего и будущего, перемешанные в безумном калейдоскопе.

— Помочь нельзя-можно-не-нужно. Я такая, какая есть-была-буду. — Она повернулась ко мне, и на секунду в её глазах мелькнула абсолютная ясность. — Но ты можешь помочь другим. Тем, кто страдает, страдал, будет страдать.

— О ком ты?

— О той, кто собирает боль, как я собираю безумие. О той, кто ходит там, где умирают надежды. — Она указала в направлении, которое было не направлением. — Страдание ждёт-не-ждёт-нуждается.

Я почувствовал укол понимания. Страдание. Ещё одна сестра, о которой я почти забыл за эоны. Не потому, что не любил её, а потому, что она предпочитала одиночество больше, чем кто-либо из нас. Не хотела быть рядом с нами.

— Где она?

— Там, где красный камень помнит славу-гордость-падение. Там, где лучшие друзья становятся врагами-всегда-были-врагами. — Сумасшествие рассмеялась. — Она наслаждается-грустит-существует.

Я встал, понимая, что большего от неё не получу. В Царстве Безумия ответы всегда были загадками, а загадки — ответами. Здесь её истинная природа раскрывалась полностью

— Спасибо, Дель.

— Не-за-что-всё-ради-тебя-брат. — Она помахала мне рукой, и пальцы на секунду превратились в маленьких птичек. — Иди-беги-лети к ней. Она нуждается больше-меньше-так-же, как я. Теперь я дома.

Я кивнул и начал уходить, но её голос остановил меня:

— Михаил?

— Да?

— Спасибо, что пришёл-заботился-любил. Даже если не помог-изменил-исправил.

Я улыбнулся ей и растворился в воздухе её царства, оставляя за собой след из золотых перьев, которые тут же превратились в цветы, а те — в смеющихся детей, которые растворились в радуге.

* * *

Путь сквозь миры и вселенные занял время, которое не было временем. Я проходил через слои реальности, следуя за ощущением, которое было тоньше нити и крепче стали. След Страдания.

Она всегда была загадкой даже для меня, Архангела Бога. Если другие воплощали силы, которые можно было понять — Смерть завершала, Судьба направляла, Сон порождал грёзы — то Страдание просто… была. Молчаливая, неизменная, вечно присутствующая там, где боль становилась невыносимой.

След привёл меня к миру красного солнца. Криптон. Падший мир.

Я материализовался на окраине города, среди высоких шпилей из кристалла, которые отражали багровый свет умирающей звезды. Мир был прекрасен своей холодной, математической точностью. Всё здесь подчинялось логике, порядку, совершенству. Здесь все знали кто они и кем были рождены.

И именно это совершенство делало его таким хрупким.

Я почувствовал её присутствие — тихое, как шёпот в пустой комнате, тяжёлое, как камень на груди. Страдание была здесь, невидимая для смертных глаз, но абсолютно реальная для тех, кто знал, как смотреть. Я видел её. Чувствовал.

Двинулся в её направлении, проходя сквозь улицы, где криптонцы спешили по своим делам, не подозревая о надвигающейся катастрофе. Скоро настанет время, рождение Надежды. Их мир рушился изнутри, ядро планеты было нестабильно, но лишь немногие знали об этом.

Нашёл её на площади перед Домом Эл. Она стояла в тени, невидимая для всех, кроме меня. Фигура в тёмном одеянии, лица не разглядеть, только контур. Но я знал её. Узнал бы среди миллиардов существ.

— Страдание, — позвал я тихо, приближаясь.

Она не обернулась, продолжая смотреть на сцену, разыгрывающуюся на ступенях здания. Два криптонца стояли лицом к лицу — один в белом одеянии учёного, другой в военной форме генерала. Их лица были искажены эмоциями, которые криптонцы обычно тщательно скрывали.

Джор-Эл и Дру-Зод. Лучшие друзья, которые только что узнали правду о судьбе их мира. И которые не могли договориться о том, как эту судьбу изменить.

— Ты слепец, Джор! — голос Зода звенел от едва сдерживаемой ярости. В моменты, когда на кону стояли жизни криптонцев, великий генерал с трудом себя контролировал. — Твои расчёты говорят о катастрофе, но ты предлагаем нам бежать, как трусы!

— Я предлагаю спасти наш народ, — ответил Джор-Эл, его голос дрожал от напряжения. Он не понимал, как донести свою мысль правильно. — Эвакуация — единственный выход. Через несколько месяцев Криптон будет уничтожен!

— Месяцев достаточно, чтобы найти решение! — Зод шагнул ближе, его рука рефлекторно легла на рукоять оружия. — Мы можем стабилизировать ядро, если мобилизуем все ресурсы!

— Я перепроверял расчёты тысячу раз, — Джор-Эл покачал головой. — Это невозможно. Реакция необратима.

— Тогда твои расчёты неверны!

Я подошёл к Страданию вплотную и встал рядом. Она наконец повернула голову в мою сторону. Под капюшоном я различил только тень лица и два глаза — тёмные, бездонные, полные боли, которая никогда не заканчивалась.

— Михаил, — её голос был тихим, почти беззвучным. — Ты здесь.

— Дель сказала, что ты нуждаешься во мне.

— Сумасшествие видит то, чего нет. Или то, что будет. Или то, что могло бы быть. — Страдание снова повернулась к сцене. — Я не нуждаюсь. В тебе. Я просто существую. Сама.

На площади Джор-Эл и Зод продолжали спорить. Их голоса повышались, жесты становились резче. Вокруг них собралась толпа — другие криптонцы наблюдали за ссорой с выражением шока. Такие проявления эмоций были редкостью в их обществе.

— Ты наслаждаешься этим, — сказал, не осуждая. Просто констатируя факт.

— Наслаждение — не то слово. — Она сделала паузу. — Я питаюсь их болью. Болью предательства, когда лучший друг отказывается верить. Болью отчаяния, когда понимаешь, что твой мир обречён. Болью разрыва, когда дружба превращается в ненависть.

— Это причиняет тебе боль?

— Всё причиняет мне боль, Михаил. — Она повернулась ко мне полностью, и я увидел, как её тёмная фигура дрожит. — Каждое страдание во всём Творении отзывается во мне эхом. Каждая слеза, каждый крик, каждый тихий стон отчаяния. Я ношу всё это в себе.

— Тогда почему ты здесь? Почему ты выбрала это место, эту сцену?

Страдание замолчала, наблюдая, как Зод разворачивается и уходит, его спина напряжена от гнева. Джор-Эл остаётся стоять один, его плечи опущены под тяжестью невысказанных слов. Отчёт до уничтожение этой прекрасный планеты, пошёл.

— Потому что здесь страдание имеет смысл, — сказала она наконец. — Эти двое страдают, потому что любят. Любят свой мир, свой народ, друг друга. Их боль рождена из стремления защитить, спасти. Это… чистое страдание. Не злобное, не мелочное. Благородное. Из него появляется Надежда.

Не удивительно. Страдание не была садисткой,