Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

в крепостных люди живут, — мужик вздохнул, — тем более что монах говорил, что человек вы добрый, людишек своих не обижаете без дела. Только уж раз берете меня в крепостные, так бабу мою другим не отдавайте.

Нет, не верил Волков подлецу, не верил, что хитрец раскаялся, но кавалер был уверен в себе, знал, что раз солдат, людей свирепых и сильных, в кулаке держит, то уж с мужиками и подавно совладает.

— Ладно, — произнес полковник, — бабу твою и детей, коли есть, тебе оставлю, но ты у меня в поместье до конца дней грехи свои отрабатывать будешь.

— Уж лучше отрабатывать да жить в вашей земле, чем в петле болтаться на деревьях этих, — резонно рассуждал мужик.

— И не думай, что сбежишь. — Волков погрозил ему плетью. — Не выйдет!

— Да куда же бежать с бабой-то и детьми.

На том разговор и закончили. А вот Рене, что слушал их и не встревал тут, заговорил негромко и возмущенно:

— Вы что же, их милуете?

— Милую, — коротко и твердо, чтобы пресечь дальнейшие прения, отвечал Волков.

— Они Бертье убили, и стольких других людей, и солдат ваших, а вы их милуете? — не унимался капитан. — Неужто они заслужили прощение?

— Вам, родственник, я, кажется, в приданое дал за сестрой и землю, и пару людей к ней?

— При чем здесь это?

— Так вот, я дам вам еще пятерых крепостных. Пусть хамы не кровью, так потом свои грехи искупят. Пусть за друга нашего, за Гаэтана Бертье, сполна отработают.

— Но… — начал было капитан.

Волков остановил его жестом.

— Всех, кто причастие примет и покается, милуйте, как велит нам наш Бог милосердный Иисус, но тут же записывайте их в мои крепостные. Вам ясно, капитан?

— Как прикажете, — отвечал Рене с поклоном.

— Брат Ипполит, всех перед казнью спрашивай про причастие, всем предлагай милость и мое покровительство! — крикнул он громко, чтобы мужики, что готовились умереть, слышали.

Брат Ипполит стоял довольный, а Волков повернул коня и поехал в лагерь. Он даже не верил тому, как все хорошо для него оборачивалось. Многие из схваченных мужиков ни висеть, ни тонуть не захотят. И в его большой, но пустой земле появятся люди, сотни людей, его людей. Они будут как раз к тем землям, что осушил Ёган, и к тем, что стояли заброшенные южнее Эшбахта. Да, все складывалось отлично. Хорошо, что монах такой молодой и добрый. Другой бы какой мужичье щадить не стал, а этот… сердобольный оказался. Видно, права была Агнес, домой кавалер вернется и со славой, и с богатством.

⠀⠀

За войском всегда идут маркитантки, а к победившему войску спешит рыба и покрупнее. Купчишки тут как тут, когда нужно выкупить у солдат всякое добро за недорого. Волков ждал их и даже удивлялся, что так долго не едут. Должны были появиться на следующее утро после захвата лагеря мужиков, ну или в крайнем случае через день. А эти только теперь пожаловали. Полковник дал им разрешение въехать в лагерь. Купчишки с радостью кинулись выглядывать, чем им можно поживиться. Лошади, провиант, телеги, палатки, мебель, склады с награбленным, оружие и доспехи — все-все их интересовало, ко всему пройдохи приценивались, желая получить отменный доход.

Волков велел подсчет всего имущества передать представителям солдатских корпораций, а офицерам в это дело не лезть. Грамотные солдаты-корпоралы и ротные писари все имущество быстро посчитали и списки составили.

Полковник знал, что в лагере мужичья есть чем поживиться, не зря они обложили пошлинами всех купцов, что проплывали по рекам мимо, а зачастую и просто грабили их. Не зря они собирали налоги с округи, держа в испуге все соседние города на три дня пути в любую сторону от своей стоянки. Но даже его догадки оказались неоправданно малы по сравнению с тем, что насчитали солдаты.

Кавалер удивленно смотрел на бумаги, а потом, поверх бумаг, на принесших их солдатских делегатов.

— Вы насчитали меда на две с лишним тысячи талеров?

— Так там шестьдесят четыре двухсотведерные бочки, господин, — отвечал корпорал с седыми бакенбардами.

Волков вывез достаточное количество меда из подвалов дома Железнорукого. Наверное, какому-то купчишке не повезло, разбойники у него забрали целую баржу меда, а может, и две.

Кавалер стал читать списки дальше.

— Шерстяного сукна и войлока на шесть тысяч монет? — опять не верил он.

— Господин, так хоть сами сходите проверьте, два амбара под самую крышу сукном набиты, и сукно все отличное.

— Хорошее?

— Отличное, господин, не нашей работы, у нас так не ткут и не красят, с севера оно привезено, чтоб мне лопнуть. И лежит все сырое, гниет, мужики — дураки беспечные, разве они добро сохранить могли? Разбойники, одно слово. Его побыстрее продать надобно или раздать нашим, — говорил один из корпоралов.

— Коли гниет, так вытащите его немедленно на солнце, и если людям нашим оно по вкусу придется, так раздайте по-честному, но не все. Купчишки сукно видели уже?

— А то как же, видели, везде снуют, проныры, от них, как от клопов, разве избавишься? — усмехнулся седовласый солдат.

Волков положил бумаги на стол.

— Восемь сотен седел со стременами, уздечки к ним, потники, попоны… Все это есть? Полторы тысячи шлемов хорошей работы, кирасы, наплечники…

— Латные рукавицы, поножи, кольчуги, стеганки — все-все, как написано, даже дюжина пар перчаток латных имеется, — подтвердил самый молодой из солдатских делегатов. — Я сам все пересчитал.

— Значит, насчитали вы всего трофеев на пятьдесят четыре тысячи талеров земли Ребенрее?

— Истинно так, господин, — отвечал за всех корпорал с бакенбардами. — Там одной церковной утвари битой и кореженой целый амбар, серебро… иконы, бронза всякая. Не один приход подлецы разорили.

«Надо бы взглянуть, не продавать это как лом. Утварь для храмов вещь не дешевая».

— Но думаем начать продажи с лошадей, чтобы на них фураж не изводить. Купчишки уже к конягам присматриваются, — продолжал один из корпоралов.

Да, раньше Волков и сам так поступил бы, но теперь все было иначе.

Теперь ему нужны были и кони, и телеги.

— Потом провиант продадим лишний: мед, да масло, да жир с солониной, — продолжал солдат. — Муку нужно продать, лежалая она, с червяком уже.

И это было разумное решение. Раньше. А теперь кавалер не знал, сколько людей ему придется вести в свое имение. Может, помимо войска, еще тысячу мужиков, баб и детей. А бабы и дети как солдаты ходить не умеют, это солдат пешком отсюда до его Эшбахта дней за пятнадцать дойдет; если сильно надо будет, ноги в кровь, но и за двенадцать дотопает. А баб с детьми