Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

кантонами, — беззаботно и ласково отвечал генерал, — что с того? Я с ними уже воевал и не один раз бил их крепко. Не веришь, так можешь у моих людей спросить, что на ярмарке на той стороне со мною были, и что у реки их били, и что у холмов их громили.

— Про то мы слыхали, — признался другой депутат, — но вот война — дело неверное: сегодня ты горцев бьешь, завтра они тебя.

— Людишки многие промеж нас думают, что хотели бы отсюда домой пойти, а не кантоны воевать, — поддержал его другой. — Они думали, что мужика побьют да по домам разойдутся. Говорят, что горца бить не подписывались, только на мужика.

— Я сам эти контракты писал, — заметил кавалер теперь уже строго, — думаю, что у полковника Эберста контракты от моих не отличались, и ни у меня, ни в его бумагах ни слова про мужика нет, сказано там, что до осени, до первого числа. Каждый из вас под таким контрактом палец ставил и на том крест целовал, а посему, если кто до осени уйти надумает, тот дезертир, и с ним я кротким и добрым не буду.

На такое и сказать депутатам было нечего, не злить же генерала, поэтому один из корпоралов и сказал:

— Май кончается, а нам за июнь жалованье положено, вперед платить обещали.

— Вот это разговор правильный. — Генерал сразу стал мягче. — Идите в роты, пусть офицеры подадут списки личного состава. Жалованье получите вперед, как и договаривались.

Он хотел закончить этот разговор и закончить завтрак, чтобы побыстрее отправиться к реке серебро вылавливать, а эти глупцы его отвлекали. Слава богу, ушли наконец. И когда Волков уже вставал из-за стола и вытирал рот салфеткой, Брюнхвальд, довольный, сказал ему:

— И побузить им не дали. Теперь пойдут за нами на горцев, никуда не денутся, а купчишкам я уже сказал, чтобы трофеи все покупали только у Мильке, иначе в лагерь не пущу.

⠀⠀

Тех двух сундуков, что привезли люди из Ламберга, опять не хватило, хотя сундуки были большие. Рассыпного серебра вошло в них по семь пудов в каждый, так тяжелы они стали, что два самых крепких гвардейца на крутой берег такой сундук еле затащить могли. И при этом еще немалая куча слитков россыпью осталась лежать. А уж сколько серебра в ящиках со дна достали, так Волков сбился со счета. Хорошо, что Фейлинг с Максимилианом додумались у брата Ипполита бумаги и чернил просить и теперь все, что взвесили или посчитали, записывали на листы. Кавалеру обед к реке принесли; пока он ел жаренную с чесноком курицу, запивая ее пивом и заедая солеными кренделями, Максимилиан взвесил следующую партию, почесал темя грязными от чернил пальцами и крикнул:

— Кавалер, а знаете, сколько у вас серебра уже?

— Тихо, тихо, глупец! — неожиданно обозлился генерал и встал из-за стола. Подошел и уже негромко сказал: — О том, сколько у меня серебра, никто наверняка знать не должен.

— А, понял, — тут же одумался знаменосец и, показывая кавалеру лист с записями, озвучил: — Сто пятьдесят пудов уже есть. Не считая вон той кучи, я ее еще не взвесил.

«Сто пятьдесят пудов! Сто пятьдесят пудов!» У кавалера даже в голове не укладывалось, что это за деньги, как их считать, в чем их считать? Волков смотрел в неряшливые записи Максимилиана и не поверил бы, если бы сам не видел все эти тяжелые ящики вокруг, сундуки и сваленные в кучу россыпи белых слитков на песке.

А тут стали люди приходить. То, что он ищет утонувшее серебро, в округе, кажется, все прознали. Тут слух разошелся, что серебро-то отыскалось. Первыми пришли зеваки из Ламберга, так как идти недалеко было. Встали на берегу, и мужики, и дети, и даже бабенка любопытная пришла, издали смотрят, как ящики со дна достают, как их на берегу осматривают, как слитки, серебро, из которого деньги делают, небрежно крепкие руки выбрасывают на песок из лодки, словно сор какой. Этих зрителей Волков велел прогнать. Раздражали они его.

Потом прискакал Хельмут Майнцер.

— Господин, — начал он, не поздоровавшись, — видите, не обманул я вас, серебро нашли вы.

— Нашел, — согласился генерал.

— А раз нашли, то, может, отдадите мне мои товары?

Волков взял у Максимилиана перо с бумагой и молча написал Мильке записку, в которой просил того вернуть купцу его краски. И написал, где ящики стоят.

Купчишка прочитал записку и вдруг говорит:

— А остальные мои товары? Там всякого другого товара было с излишком.

— Ты, мерзавец, — напомнил кавалер, — слезами умывался, просил вернуть хотя бы краски. А теперь тебе красок уже мало?

— Другие товары тоже были цены немалой, — принялся канючить купчишка. — Может, раз товаров не отдаете, так хоть серебришком одарите. Это я вам про него рассказал. Вон его сколько вы наловили.

А это уже наглость, Волков начал злиться.

— А лучше я велю тебя плетьми одарить, так мне дешевле выйдет. Убирайся-ка подобру-поздорову, иначе и краски отберу.

— Понял я, понял. — Хельмут Майнцер спешно ушел и даже не поклонился, подлец.

Не успел купец сесть на коня, как пришли солдаты. Шесть человек. Волков сразу узнал в них тех солдатских старшин, что были у него, когда он жаловал им половину своей доли. И старый корпорал заговорил:

— Дозволите ли спросить, господин генерал?

— Спрашивай, — отвечал кавалер не очень-то ласково, не нужны ему были тут люди, не хотел он, чтобы они видели, сколько тут серебра.

— Говорят, вы серебра из реки выловили много, — начал старый солдат.

— Выловил, — отвечал Волков лаконично.

— А то серебро как считано будет, как трофей или только ваша добыча?

— Трофей? — Волков был даже удивлен. — Мы его что, с боем взяли? — Он посмотрел на солдат, те молчали. — Нет, господа корпоралы, то серебро я со своими людьми нашел. А ежели вам серебришка надобно, так река большая, поищите, может, найдете еще какую баржу потонувшую, — сказал и пошел от них.

«Дьявол, вон сколько желающих на мое серебро. И от этих-то я отмахнусь, невелики птицы, а с другими как быть? С теми, от кого так просто не избавиться?»

А после старшин почти сразу пришел Мильке. Мильке умный человек, глазами сундуки да ящики сосчитал тут же, кучу слитков на берегу приметил — на ней взглядом остановился. Все ему здесь, на берегу, было любопытно, но виду он не подавал. Даже вопроса не задал, как будто тут для него ничего интересного не было. И заговорил он совсем про другое.

— Купчишке я ящики, как вы просили, отдал, — сказал капитан, —