Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

хватит. Нужно также выделить им десять кашеваров, этого достаточно — пусть бабы помогают готовить. А кого вы назначите командиром конвоя, господин генерал?

— Думаю так же, — генерал кивнул, — а начальником конвоя будет Рене. Пусть возьмет сотню людей из третьей роты полка Брюнхвальда и полсотни кавалеристов у фон Реддернауфа и сейчас же начнет готовить пленных к маршу. Пусть проверит у всех одежду и обувь. О провианте позаботитесь вы, капитан.

— Я все организую, генерал. — Мильке поклонился.

«Уж с этим-то делом Рене должен справиться. Хотя с ним все равно нужно будет поговорить».

⠀⠀

Это уже был совсем не тот молодой Гренер, что ездил за Волковым до этого похода с братьями Фейлингами, Максимилианом, Увальнем и фон Клаузевицем. Он изменился: и в плечах стал шире, и ростом выше. А главное, в глазах его уже не было ничего того, что есть у беззаботного юноши. Теперь это был человек, видевший войну. И потерявший на ней отца.

— Как вам капитан Дорфус? — спросил Волков, пригласив юношу сесть рядом с собой за стол.

— Человек ума большого, — сразу ответил молодой ротмистр. — Карты писать мастер. Людей допрашивать и выведывать у них нужное одним лишь добрым словом умеет.

— Помните, зачем я вас к нему назначил?

— Учиться у него, господин генерал.

— Ну, научились? Как карты писать, знаете?

— Карты писать — дело, большей мудрости требующее, так сразу его не освоить.

Волков видел, что для ротмистра это простым не казалось.

— Все верно, — соглашался он, — это так. Я думаю попросить капитана, чтобы держал вас при штабе, при себе адъютантом. Чтобы учились вы у него. Думаю, чин ротмистра вам притом оставить. Согласны вы? Или хотите в эскадронах быть?

— То большая честь для меня, — отвечал Гренер. — Но не знаю, справлюсь ли я, в деле штабном и в деле разведки премудростей много.

— Были бы вы глупы, я бы вас о том и не спрашивал, но я вижу в вас ум и честолюбие. Поэтому и предлагаю штабную должность. Никто в чинах не растет так быстро, как офицеры штаба. Вон, взгляните на Мильке, немногим старше вас, а уже должность капитанскую просит, не стесняется.

— Я согласен, господин полковник, просто боюсь, что не справлюсь, надежд ваших не оправдаю.

— А вы оправдайте, — закончил разговор генерал. — Все, ступайте.

Гренер ушел, а когда за ним поднялся и генерал, появился денщик и спросил: прикажет ли господин подавать обед?

— А что, уже пора? — удивлялся кавалер.

— Так полдень уже давно был, господин.

Волков подивился тому, как быстро пролетело время, и приказал подавать обед.

Пока его не было, на берегу серебра прибавилось не много. Фейлинг сидел на ящиках со слитками с видом совсем усталым, лишь Максимилиан еще бодрился, хотя за последние дни посчитал и взвесил сотни пудов металла.

— Четыре пуда еще достали, — доложил он.

— Мало. — Волков покачал головой. — Кончается серебро в реке?

— И серебро кончается, и людишки поистрепались, — отвечал знаменосец. — Квелые все, долго в воде сидеть уже не могут. Мерзнут, долго дух переводят.

— Надо собрать все, что еще на дне осталось, положите им к награде по пять монет сверх обещанного.

— Да, генерал, — отвечал Максимилиан.

Волков немного помолчал, оглядел своих людей усталых и добавил:

— Вы и господин Фейлинг тоже будете вознаграждены по заслугам своим. Думаю, вы рады окажетесь. — И прибавил, чтобы гвардейцы его слышали: — И стража тоже будет вознаграждена.

— Спасибо, господин генерал, — отвечал Максимилиан с поклоном.

— Спасибо, господин генерал, — устало произнес Фейлинг.

А вот сержант Хайценггер, услышав про награду, рявкнул на весь берег:

— Эшбахт!

Так громко это вышло, что ныряльщики на лодке услыхали и головы повернули: чего это там на берегу опять затевают.

Кавалер вернулся, чтобы поговорить с Брюнхвальдом. Нашел того, Роху и Фильсбибурга в поле. Брюнхвальд под барабан муштровал злых и потных солдат третьей роты. И как им не быть злыми и потными, если после обеда солнце жарило людей немилосердно.

Волков отвел Карла в сторону.

— Карл, есть дело, которое я никому, кроме вас, доверить не могу.

— Рад буду помочь, — отвечал полковник.

— Если я пойду на Арфурт, то серебро, подарки и деньги куда мне деть? Не тащить же с собой такой обоз. Понимаете?

— Да, разумнее будет оставить все ценное в надежном месте.

— И с надежным человеком, — добавил Волков. — Думаю, оставлю вас с ценностями.

— Я бы предпочел поход, — заявил Брюнхвальд, — но, если вам нужно, я останусь тут.

— Нет-нет, — не согласился кавалер, он, кривясь в презрении, показал на лагерь мужиков. — Этот лагерь невозможно оборонять: ни рва, ни частокола. Лучше мы все ценное, включая солдатскую казну, перевезем в тот лагерь, что построил я, на ту сторону реки. Заделаем проходы, еще немного окопаем его, и будет у вас не лагерь, а крепкий форт, с одной стороны которого овраг, с другой — крутой берег реки, а с третьей — пара кулеврин.

— Хорошая мысль, тот лагерь уже крепкий орешек, а если еще его укрепить, получится настоящий форт. Думаю, что времени у нас не много, поедем сейчас? — предложил Брюнхвальд.

— Сейчас, возьмем с собой только инженера Шуберта и поедем. А как вернемся, так начнем готовить груз к переезду и броду.

— Да, телеги придется выбирать самые крепкие.

Солдаты, увидав, что генерал забирает с собой мучившего их полковника, стали кричать радостно:

— Храни Бог нашего генерала!

— Эшбахт!

На что полковник Брюнхвальд показал мерзавцам кулак и обещал, что еще ими займется.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 27

⠀⠀

Хлопоты. Подготовка к новому, хоть и небольшому походу — дело хлопотное, особенно если тебе вести две с половиной тысячи человек, да еще и с артиллерией. Приехав в свой лагерь, Волков до вечера обсуждал с Шубертом, Брюнхвальдом, Пруффом и Хайнквистом самые разные вопросы. Надо было знать, сколько солдат оставить Карлу и как для его количества людей укрепить лагерь; где сложить ценности, как их сложить, чтобы никому из солдат и в голову не пришло что-либо пытаться своровать; как переправить через брод полукартауну, которая будет надобна в походе на город Арфурт; где размещать пленных, которых скоро, буквально через пару дней, окажется больше тысячи. В общем, пока все решили, день и закончился.

А на следующее утро лагерь ожил. Возницы еще до света стали с руганью запрягать лошадей, в толчее меж палаток подъезжали к шатру генерала, где все было заставлено тяжелыми ящиками и еще более тяжелыми сундуками. Все это грузилось на подводы и под присмотром офицеров вывозилось из лагеря на дорогу, где собирался обоз.