Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

все не ладят и что здоровье у нее в порядке. Тут он немного успокоился. Хоть с ней все в порядке. И с женой тоже, раз на склоки им сил и здоровья хватает. И, уже выпив вина и отломив несколько кусочков сыра, взял письмо второе.

Почерк этот вспомнить кавалер не мог, пока в текст не вчитался. Писал ему богатый его родственник, и писал Дитмар Кёршнер вещи пренеприятнейшие. Что пришло в городской совет письмо от его высочества, в котором курфюрст выказывает недовольство нынешним бургомистром.

«И бургомистр, — писал родственник, — как узнал про это, тотчас подал в отставку, а совет его отставку принял, даже прений не было, единогласно. А еще было в письме высочайшее повеление, и гласило оно: „Кавалера Фолькофа фон Эшбахта и людей его в город не допускать. Ворота перед ним и людьми его закрывать. Торговли и дел других всяких с ним и людьми его не вести, ибо кавалер сей смутьян и ослушник“. И сие пожелание герцога тут же было передано командиру стражи».

⠀⠀

Дальше Волков читать не смог.

Гюнтер тут подал ему блюдо с куском печеной говяжьей вырезки, с травами и кореньями, с тремя соусами, а кавалер даже и не взглянул на еду. Глаза у него кровью налились, а от лица кровь отступила, губы поджал, руками за край стола взялся, сидит в темноте такой, что глядеть страшно.

Вот о чем «сестра» Брунхильда не писала, вот о чем не знала она. Вот зачем граф к герцогу ездил, не герцог это придумал — то задумка графа. По сути, граф его тыла лишает: с купцами из Фринланда, а значит, и со всем Фринландом у него отношения дурные, во славу архиепископа, а теперь ему еще и от Малена отказано. Теперь Волков даже и не знает, куда бежать, случись беда, куда жену с Бригитт отправить. И такая злость разом на него накатила, что будь тут хоть какой-нибудь недруг, так убил бы его немедля и не думал бы ни о чем, а лишь упивался бы смертью и кровью. Он даже правой рукой проверил, при нем ли меч его обломанный.

А пока ярость его не иссякла, вдруг боль пришла, как недавно уже случалось. Родилась она опять в груди и по руке по левой прострелила до самой ладони, до кончика безымянного пальца. Быстрая, острая, резкая. Аж в глазах побелело, несмотря на ночь черную. Ни вдохнуть, ни выдохнуть! Перетерпел он первый приступ и схватил стакан с вином, стал пить; выпив до дна, не дожидаясь денщика, налил себе еще и опять все выпил. И сидел некоторое время, правой рукой левую растирая, ждал, пока боль утихнет. А боль сразу не отошла и теперь больше бередила грудь, и от нее дышать было тяжко. Пришлось посидеть, потерпеть. Но ему-то не привыкать, он и не такую боль переживал. Пережил и сейчас еще в силах. Видно, вино помогало, сначала острота пронизывающая отпустила, а потом и вздохнуть он смог, боль лишь в руке отдавалась временами.

Злоба, от которой мутнел рассудок, отошла вместе с болью, теперь ум его был ясен, теперь Волков думать мог.

Поначалу хотелось горожан Малена проклясть, но что толку. Холопы жалкие, чего от них ждать? Был бы город свободным, так еще о чем-то можно было б с ними говорить, а если герцог — сеньор города… Нет смысла. Герцог… Да, этот человек не был ему другом, но не был и врагом. Герцогу всякий сильный человек нужен. Тем более который успешен в войнах. От такого ни один сюзерен никогда не откажется. С герцогом кавалер еще мог договориться и помириться. Тем более что при дворе герцога у Волкова друзья были: и Брунхильда, и канцлер, и барон фон Виттернауф поможет по старой памяти. А вот кто действительный враг, так это граф Мален. Волкова в город не пускать — то граф придумал, не иначе. Мелочный, ничем не брезгующий, перчатку не бросит, войны не объявит, но будет пакостить по мелочи, не хуже хорька в курятнике. «Подлец, подлец! Фон Клаузевица убил и продолжает подлости свои, не уймется никак. Нет, ни пощады, ни чести ему не положено, для мерзавца всякая кончина хороша, даже бесчестная».

В эту минуту участь графа была решена, так как еще раз Волков убедился, что двоим им с графом в одном графстве не ужиться.

Чтобы не дожидаться новой волны ярости и злости на графа, он взял второе письмо. И не узнал почерк поначалу, и снова узнал автора, лишь когда начал вчитываться. Писал это купчишка Гевельдас из Фринланда. Оказывается, звали его Иеремией. И писал Иеремия Гевельдас, что купцы Фринланда прознали про победы господина и тому рады. Думают, что теперь-то господин с ними рассчитается.

«Как же мне с ними рассчитаться, если князь и архиепископ Ланна просит и дальше их притеснять?»

Теперь купцы с Гевельдасом ласковы, бить его и дом его спалить не обещают. И тут Волков понял, что купец Иеремия Гевельдас болван: пишет ему о всякой чепухе поначалу, а о главном упоминает только под конец письма.

«А вчера был я в кантоне и говорил с другом с нашим».

⠀⠀

Кавалер сразу вспомнил писаря казначейства кантона Франса Веллера. Вспомнил, насторожился и стал читать дальше.

«А он и сказал мне, что был у них накануне секретарь совета кантона, и сей совет постановил, и ландаман с тем решением согласился, что быть сбору ополчения со всего кантона. И на то казначейству выделить денег. Собрать решено тысячу восемьсот человек с двумя сотнями конных людей благородных и обозом, и денег на то велено выдать четырнадцать тысяч двести талеров. А городу Арвен дать из арсеналов своих две пушки с офицером, с пушкарными людьми, зельем и ядрами для боя. Также для похода взять по сто десять телег и сто десять меринов для обоза со всех сел, коммун и городов земли по-честному.

Людям всем собираться и вставать лагерем у селения Милликон. Припасы фуражные и провиант свозить туда же.

Также велено звать в помощь тысячу четыреста человек с офицерами, арбалетчиками и барабанщиками из земли Эйпенцель, на то денег дать восемнадцать тысяч талеров. Также звать в помощь добрых людей из земли Таффенхаузен, восемьсот человек с офицерами, арбалетчиками и барабанщиками, и дать им денег девять тысяч шестьсот талеров. Просить всех этих добрых людей к себе для работы воинской на два месяца. И выдать им, как водится, половину денег вперед. А коли