Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

И все, все они выполняют его повеление. Если бы кавалер выспался, если бы у него рука не побаливала, то мог бы он посчитать себя весьма влиятельным человеком. А как иначе, если все эти тысячи и тысячи людей согласны с его волей и готовы идти туда, куда он решит.

Доехали до реки. Через реку перебраться было уже легче: инженер Шуберт со своими людьми срезал подъемы и уплотнил грунт до и после брода. Волков для себя отметил, что человек он все-таки толковый, и решил наградить его после кампании.

— Господи, друг мой! — воскликнул Брюнхвальд, увидав его.

— Вам нездоровится, генерал? — вкрадчиво спросил капитан Пруфф.

Волков отмахнулся.

— Мне уже лучше. Надеюсь, вы в курсе, господа, что мы снимаемся?

Но Брюнхвальд не был беспечен, он поймал первого попавшегося на глаза солдата.

— Быстро найди генералу монаха-лекаря, он около пленных все время бывает.

Солдат кивнул и убежал.

А офицеры прошли к любимому шатру Волкова, тому, который он захватил в Фёренбурге, и сели в его тени.

— Идем на горцев? — сразу спросил Брюнхвальд.

— Да, верный человек мне писал, что эти мерзавцы наконец решились на войну. До того у них были дела, а тут вдруг нашли деньги. Стали собираться с силами, нанимают из соседних кантонов людей. Пора их вразумить.

— Ну что ж, пора так пора, — флегматично согласился капитан Пруфф. — Жаль только лагерь этот бросать, уже обжились в нем.

— Карл, я уезжаю в Ланн по делам, для нас всех важным, вас назначаю командиром войска.

— То для меня большая честь. — Полковник встал и поклонился.

— До конца завтрашнего дня все силы должны быть собраны тут, все ценности должны быть собраны тут, все пленные, — Волков сделал на этом ударение, — все мои пленные должны быть здесь. Максимилиан и Хайнквист отвечают за мое серебро, Рене отвечает за моих пленных, а вы, Карл, отвечаете за всех остальных. Послезавтра вы с обозом должны выйти на Бад-Тельц и Нойнсбург.

— Приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие.

— Капитан, — обратился Волков к Пруффу.

— Я понял, генерал, — отвечал тот. — Начну готовиться к большому походу, сегодня же велю кормить моих коней овсом и ячменем: пушки у нас тяжелы, путь у нас неблизкий.

— Это не все. Офицеры, видевшие вашу работу, отзывались о ней с большим уважением, — продолжал генерал.

Артиллерист расцвел и едва сдерживался, чтобы не заулыбаться от счастья после таких слов. А Волков продолжал:

— Они просили прикупить вам еще пушку, и я счел их просьбу разумной. Нам надобно выбрать еще одно орудие. Такое же сильное, как и наша полукартауна. Полагаюсь тут на ваш выбор. Думаю, в Ланне мы найдем то, что нужно.

Теперь Пруфф уже не сдержал улыбки и воссиял. А как же иначе, коллеги признали его вклад в победу, руководство ему доверяло. Много ли надо старому артиллеристу?

— Приложу все силы, господин генерал, — отвечал он, так и не прогнав с лица улыбку удовольствия.

— Господин, да вы больны! — Брат Ипполит, не стесняясь Брюнхвальда и Пруффа, схватил Волкова за запястье, подержал так, а потом внешней стороной ладони прикоснулся к его лбу. — Что с вами произошло?

— Ночью в груди заболело, — ответил Волков чуть смущенно. — А потом в руке. Наверное, это старая рана, ты же помнишь, у меня кости в плече поломаны, я же тебе говорил.

— От костей в плече люди не белеют как полотно, — назидательно отвечал монах. — Биение в жилах у вас очень слабое. Пойдемте в шатер, я вас осмотрю. Уж простите, господа, но кавалеру нужен отдых.

Господа все понимали, они вставали и кланялись, когда брат Ипполит уводил Волкова в шатер.

Монах поднял его руку.

— Так болит?

— Немного. Да, впрочем, нет уже.

— А в груди? Режет? Горит?

— Ночью немного. А сейчас только в пальцы отдает.

— Где?

— Тут. — Волков указал место, где ночью чувствовал жжение. — Говорю же тебе, сейчас все прошло. А бледен я потому, что не спал ночь да поужинать времени не было.

— Молю Господа, чтобы так и было, — монах с укором вздохнул, — да боюсь, что причина вашего недуга не в бессонной ночи. Все в горячности вашей. Может, кто-то разозлил вас.

— Да никто меня не разозлил, ты вот сейчас злишь, — отвечал кавалер с досадой. — Эка невидаль, рука заболела. После того как меня сбил кавалерист, она у меня года два болела. Из-за нее, может, меня в писари взяли. Так как я ею недостаточно хорошо владел.

— А вести дурные получали, злились ночью или, может, с девой пребывали? — не отставал монах.

— С девой я не был, письмо получил, в письме вести были недобрые.

— А вас, по вашей привычке, от злобы и перекосило, да так, что в груди защемило, — догадался брат Ипполит. — Понятно.

Нравоучительный тон молодого монаха Волкова покоробил, он встал и начал одеваться.

— Хватит уже меня отчитывать. Посплю, и пройдет.

А монах ему и говорит:

— До следующей вашей злобы. А потом вы помрете вмиг.

— До сих пор не помер, а тут помру?

Волков усмехнулся. Но усмехнулся не очень весело, он, честно говоря, до сих пор чувствовал себя нехорошо. И когда ночью офицеров собрал, и к утру, и сейчас ему все еще было нехорошо, хотелось прилечь. Не будь у него столько важных дел, так прилег бы, отдохнул. Но разве отдохнешь, когда подлец граф затевает интриги, а дикари с гор и вовсе хотят войной идти? Не до отдыха. А монах все бубнит и бубнит, как пономарь, не останавливается:

— Дело ваше не в плече и не в костях. У вас грудная болезнь, а она жестока. Был у нас в монастыре один брат. Именовали его брат Альфонсо, тихий был человек и незлобивый, уборщиком трудился. Приходил к нам с жалобой на боль в груди, говорил, что жжение чувствует, которое отдает в руку. Так вот, он один раз прямо на мессе воскресной схватился за грудь, крикнул: «Как жжет!» — и упал. Пока до кельи его донесли, он уже преставился. И трех минут не прошло, как помер.

Теперь Волков смотрел на монаха уже взглядом недобрым: к чему, мол, ты меня пугаешь? А наглец продолжал:

— У вас жена на сносях, и госпожа Ланге тоже обременена. Не будете себя беречь, так даже и не узнаете, кто кого родил.

— Ну так дай лекарство какое, — с раздражением сказал кавалер, — и хватит уже читать мне проповеди.

— И опять злитесь. В книгах пишут, что от волнений и приступов злости случаются внутренние язвы и разлитие черной желчи в теле. Нельзя вам больше злиться. Ступайте полежите.