Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

внуках в дальнейшем. Это представление развилось в единственный, вроде бы шутливый аргумент о том, что (белые, принадлежащие к среднему классу) бумеры по сути своей социопаты: они лишены эмпатии, эгоистичны и крайне неуважительны к другим. В своей книге «Поколение социопатов: как бэби-бумеры предали Америку» (A Generation of Sociopaths: How Baby Boomers Betrayed America), опубликованной в 2017 году, Брюс Гибни утверждает, что бумеры также асоциальны: не в смысле «не любят вечеринки», а в смысле «не обращают внимания на других».

Гибни не строит научных гипотез, но сейчас его всеобъемлющий тезис кажется все более правдоподобным. Еще в 1989 году Барбара Эренрайх сформулировала похожую идею. Прослеживая развитие студенческого протестного движения, отрицательную реакцию на него и беспокойство по поводу вновь расширившейся и оказавшейся под угрозой стабильности среднего класса, она утверждает, что бумеры отказались от либерализма 60-х годов и перешли к «более злобному, более эгоистичному мировоззрению, враждебному к чаяниям тех, кому повезло меньше»[31]. Они разорвали «общественный договор», который, по словам экономистов Матиаса Допке и Фабрицио Зилиботти, определил послевоенный период, «и решили заботиться о себе: они вкладывали больше средств в свое образование и личный успех, умаляя значение социальной защиты»[32].

Однако критики и ученые того времени осторожно замечают, что так себя вел в основном богатый и «профессиональный» средний класс, состоящий из менеджеров, выпускников колледжей, профессоров, докторов, писателей и консультантов, чей классовый статус был «подтвержден» объединением организации и знания. В основном, но не исключительно, они были белыми; скорее всего, жили в пригородах, но были рассеяны по всем Соединенным Штатам, селились в городах с колледжами и фабриками. Им выплачивали ежемесячную ставку, а не оплачивали почасовую работу, они не состояли в профсоюзе.

Хотя эти профессиональные представители среднего класса бумеров отнюдь не были большинством – они составляли всего 20 % населения, – их близость к рычагам власти и культурная влиятельность придавали им, а также идеологии, которую они принимали и распространяли, огромную силу. Они были «элитой», и, как утверждает Эренрайх, «как элита, осознающая свой статус, они его всячески защищали, даже если это означало едва ли риторический отказ от таких официальных ценностей, как демократия и справедливость»[33].

Такая враждебность по отношению к другим основывалась, по крайней мере, частично, на страхе падения с высоты своего класса и последующего за этим социального унижения[34]. Чтобы избежать такой участи, некоторые из молодых бумеров – выпускники конца 70-х и начала 80-х годов – стали переосмыслять цель образования и потребления. Как и миллениалы, выпустившиеся во время и после Мирового кризиса, они, закончив школу или колледж, не знали, куда податься. Они были первыми бумерами, вышедшими на работу после «экономического чуда», и все же понимали, что их путь к обеспеченности среднего класса отличается от пути родителей.

Эренрайх называет это новое мышление «стратегией яппи». Как и хипстеры конца 2000-х годов, яппи (или молодые городские профессионалы) были категорией граждан, которой мало кто хотел быть, их также безжалостно высмеивали в публикациях вроде «Настольной книги яппи» (The Yuppie Hand-book). Но их популярность в трендовых СМИ как культурных козлов отпущения задала новое направление развития общества, одновременно обескураживающее и желанное.

Самыми стереотипными яппи были бакалавры из Нью-Йорка, работающие в финансовой, консалтинговой или юридической сфере. Своим расточительством они отвергали бережливость родителей, щедро отстегивая на гаджеты (Cuisinart) и изысканные продукты (вяленые помидоры, суши), а также на статусные отпуска (Багамы) и покупки (Rolex). Они любили вино, комнатные растения и новомодный «джоггинг». Они скупали недвижимость в джентрифицирующихся районах, задирая цены так, что никто, кроме других яппи, себе не мог этого позволить. (Если вам это напоминает слегка устаревшую версию нашей сегодняшней потребительской культуры, то так оно и есть).

И конечно, они не стеснялись того, что любят деньги. Как говорилось в культовой ключевой статье Newsweek, яппи «ровным строем продефелировали через 60-е годы, затем разбежались на миллион одиноких джоггеров, оседлав гребни своих собственных альфа-волн, и вот они снова здесь, не отрывают глаз от витиеватых серых колонок Wall Street Journal, они мчатся в аэропорт, подгоняя 1980-е годы, сидя на заднем сиденье лимузина». Они не обязательно были Гордоном Гекко из «Уолл-стрит» 1987 года, но Гекко был воплощением их худших черт. В отличие от ранних бумеров «они не тратили время на «поиски себя» и не присоединялись к радикальным движениям, – пишет Эренрайх. – Они сразу окунулись в экономическую жизнь, одинаково рьяно зарабатывая и тратя». То, что «яппи» звучит почти как «хиппи» – название одной из радикальных протестных групп 1960-х годов, было частью задумки. Хиппи стали корпоратом.

По словам Эренрайх, первым принципом яппи был «поспешный прагматизм»: нужно выбрать специальность, которая позволит быстро заработать много денег. За десять лет с начала 1970-х годов число изучающих английский язык сократилось почти на 50 %, как и число изучающих социальные науки. В тот же период число студентов, специализирующихся на бизнесе, удвоилось[35].

Этот «прагматизм» должен быть знаком миллениалам. Яппи хотели того, к чему их приучили, то есть того же, к чему приучили миллениалов из среднего класса: родительского образа жизни среднего класса, если не принадлежности к еще более высокой социально-экономической группе. Но в связи с изменениями в экономике диплом колледжа уже не мог гарантировать такой образ жизни. Они должны были выбрать правильную специальность и найти правильную работу, чтобы укрепить этот элитный статус, перестать барахтаться, чтобы удержаться на плаву.

Однако «правильная работа» часто усугубляла условия, из-за которых яппи изначально впадали в бешенство. Как отмечает историк Дилан Готлиб, яппи были «бенефициарами неравного социального порядка, который они помогли создать»[36]. Чтобы они могли удержаться на плаву, другие должны опуститься на дно: таковы экономические убытки от суетливых действий яппи – биржевых маклеров, консультантов и корпоративных юристов.

Именно поэтому яппи стали такой горячей темой в разговорах о 80-х и бумерах в целом: «дискуссии о яппи помогали осмыслять упадок производства и подъем финансовой, деловой и обслуживающией индустрий, – объясняет Готлиб. – Яппи символизировали растущее неравенство между образованным высшим средним классом и брошенными на произвол судьбы».

Не все бумеры были яппи – вовсе нет – но размышления о действиях яппи дают нам возможность увидеть более масштабные тревоги бумеров среднего класса. Они сформировались в 70-е годы, накалились в 80-е и выкристаллизовались в 90-х. Иногда вину за конец процветания возлагают на «вездесущее правительство», иногда на смутное понимание глобальной конкуренции. Эта проблема обострялась во время небольших экономических кризисов, но «восстановления» приносили лишь временное облегчение. Некоторым бумерам удалось сохранить классовый статус своих родителей, в то время как другие стали так называемым «исчезающим средним классом», то