Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

сами обучались навыкам для работы. Мы платим за бакалавриат, аттестацию и магистратуру, а еще несем расходы на стажировки и производственную практику, то есть «самостоятельно финансируем свое обучение на рабочем месте», либо берем студенческие кредиты для обучения в колледже (чтобы бесплатно трудиться на так называемых «практических занятиях»), либо просто работаем бесплатно, таким образом оплачивая обучение[27]. Некоторые компании все еще обучают работников по необходимости (для высокоспециализированных профессий, например, для работы с солнечными батареями), а в некоторых непроизводственных компаниях работодатели оплачивают счета за магистратуру. И, конечно, не забывайте про военных. Однако, хотя ответственность почти за всю подготовку теперь лежит на работнике, даже это не гарантирует устройство на работу. Этот перенос произошел настолько естественно, что трудно понять всю глубину этих изменений и величину долгов студентов, но он начался, пусть и незаметно, когда бумеры достигли совершеннолетия.

Сильнее всего перенос рисков зацепил пенсию – настолько редкое явление в современной экономике, настолько фантастическое, что для многих даже думать о ней – уже «чревоугодие», не говоря уже о том, чтобы ожидать ее. Когда я вспоминаю о пенсии дедушки, которую он начал получать в пятьдесят девять лет после работы в компании 3М, я сразу удивляюсь ее существованию. Но никто не считал и не считает пенсию диковинкой. В ее основе лежит идея о том, что часть прибыли, которую вы помогаете получать компании, должна идти не акционерам или генеральному директору, а пожилым работникам, которые продолжают получать часть своей зарплаты даже после ухода. По сути, работник посвятил годы своей жизни увеличению прибыли компании, а компания затем отчисляет часть своей прибыли работнику, как если бы он работал еще несколько лет.

Прибавим еще систему социального обеспечения, при которой каждый работник откладывает деньги в течение всей трудовой жизни. Благодаря этому большинство профсоюзных и профессиональных работников в послевоенный период смогли безбедно выйти на пенсию. Их не отправили в богадельню, как многих пожилых людей до Депрессии и принятия Закона о социальном обеспечении, и им не пришлось сесть на шею своим детям. Но после экономических изменений 1970-х годов пенсия стала для компаний балластом. Начиная с 1981 года, некоторые компании заменили пенсии на программы накопительного пенсионного счета (401k), которые позволяют работникам откладывать часть зарплаты до уплаты налогов. Некоторые компании также частично предоставляли «соответствующие» суммы: на один доллар они вкладывали от пяти до пятидесяти центов.

Но все чаще и чаще компании вообще переставали что-либо предлагать. В 1980 году 46 % работников частного сектора были охвачены пенсионным планом. В 2019 году это число сократилось до 16 %[28]. Анализ данных Исследования доходов и участия в программах, проведенный Pew Charitable Trusts в 2012 году, показал, что доступ к плану «с фиксированными взносами», например, 401k или Roth 401k IRA, имели 53 % работников частного сектора. И хотя многие отмечают возможность менять компанию вместо того, чтобы оставаться у работодателя только для того, чтобы максимизировать пенсионные выплаты, такая гибкость усиливает «утечку» сбережений: работники забывают перевести накопления или снимают деньги для покрытия «непредвиденных» расходов, от оплаты обучения в колледже до неотложных медицинских расходов[29]. Доступ к плану отличается от участия в нем: только 38 % работников частного сектора фактически зарегистрировались в предлагаемых планах с фиксированными взносами. В конце концов, трудно заставить себя откладывать деньги на будущее, когда твое настоящее кажется таким незащищенным.

Когда другие мои бабушка и дедушка вышли на пенсию в конце 80-х годов, они смогли жить – не роскошно, но тем не менее – на свои пособия по социальному обеспечению. Сегодня социальное обеспечение едва покрывает основные расходы, приходится выживать. И все же идея личной ответственности сохраняется: если хорошо спланировать и начать откладывать деньги уже в начале карьеры, теоретически все будет хорошо. Но все равно нет гарантий, что в старости не придется выживать от чека до чека даже после долгих лет упорного труда. До Великой депрессии американский путь был таков: подавляющее большинство населения страны жило в безнадежной незащищенности. Вот через что прошло Величайшее поколение; именно эти истории с благоговением, сравнимым с любой военной историей, передавались детям-бумерам. Именно поэтому трудно поверить, что любое из поколений добровольно вернется на тот путь снова.

Хоть в это, как и во многие другие противоречивые идеологические повороты, трудно поверить, их легко объяснить. В конце концов, американцы обожают идею селф-мейд стартапера, успех которого зависит от настойчивости и упорства. Но миф о добившемся всего американце, как и все мифы, основан на некоем устойчивом умышленном невежестве, часто увековеченном теми, кто уже извлек из него выгоду.

Например, принцип «самому встать на ноги» живуч потому, что люди не обращали внимания, кто действительно поднимается сам, а кому все-таки помогают. Из-за федеральных программ и регламентов, начиная Законом о фермерах и участке и заканчивая Законом о правах военнослужащих – программ, которые часто игнорировали цветных и женщин, – принцип самопродвижения на самом деле игнорирует все пути, которыми упорный труд индивидуума мог бы укорениться и расцвести.

Но все почувствуют себя намного легче и смелее, если история восхождения среднего класса будет связана с индивидуальными упорными стараниями. Ведь никто не хочет потерять ни толики благ, завоеванных тяжелым трудом. Это объясняет популярность «священной войны за сознательность» как среди бумеров, так и среди их родителей: представители среднего класса были настолько напуганы экономической нестабильностью, что каждый стал сам за себя. Они помогли избрать таких лидеров, как президент Рональд Рейган, который обещал «защитить» средний класс, снизив налоги, хотя на практике политика Рейгана привела к отмене многих программ, которые изначально позволяли среднему классу достичь своего статуса. На уровне штатов они избирали законодателей, которые принимали законы о «праве на труд», чтобы лишить полномочий профсоюзы, которые все чаще стали считаться жадными, коррумпированными разрушителями конкурентоспособности Америки на мировом рынке.

Девиз «каждый сам за себя» также оправдывал ликвидацию социальных служб: они демонизировали «королев пособий» и поддерживали новую мудрость о том, что программы, предназначенные для борьбы с бедностью, на самом деле лишь укрепляют ее. Это означало всестороннее сокращение департаментов, например, жилищного строительства и развития, которые существенно влияли на цветные сообщества. Как объяснил в 1993 году Морис А. Сент-Пьер в Journal of Black Studies, «политика администрации Рейгана, основанная на философии трудолюбия, независимости, бережливости, минимального вмешательства государства в жизнь граждан и возвращения Америке былого величия, более негативно затронула бедных, многие из которых чернокожие, чем экономически более обеспеченных людей»[30].

Лучший путь к коллективному благу, согласно рейганизму, заключался в пристальном внимании к культивированию себя и своего, отстранении от последствий, которые отразятся на детях и