Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

Психокатарсис не совмещается ни с восточными, ни с западными моделями человека, зато он вполне совмещается с представлениями библейскими. «Дух, душа, тело», — говорит апостол Павел, памятуя формулу из Бытия:

Прах + дух = душа.

Это рождение. Обратный же процесс аналогичен:

Душа — дух = прах.

Дух возвращается к Богу, душа умирает, мёртвые спят во прахе в ожидании Воскресения и ничего не чувствуют и не знают. Но пока человек жив, все три качественно особенные части его естества значимы и, как следует из Библии, взаимовлияют друг на друга. В нашей книге тел — четыре, из чего следует, что тело памяти и тело мировоззрения мы объединяем в одно — душу. Душа по-гречески — «психо», слово «катарсис» тоже пришло к нам из греческого языка и означает «очищение», в нашем случае — очищение от мешающих предметов. Очищение означает движение, а оно возможно только в том из двух направлений, которое сердцевиной своей избрал каждый конкретный человек. Остаётся только повторить, что действие лечебного психокатарсиса не охватывает области, изменить которые в состоянии один лишь Бог.

Как бы чудодейственное исцеление физического тела — не более чем следствие ускорения возможных процессов в теле памяти и теле мировоззрения. Разделение двух последних условно хотя бы потому, что «всякое слово речённое есть ложь», никакому человеческому слову не но силам описать полноту изменений форм бытия.

Как мы убедились, различные по формам психоэнергетические и психомировоззренческие травмы образуются как внутри физического тела, так и за его пределами, что мы и попытались передать б`ольшим (на рисунке) изображением тел памяти и сознания (мировоззрения). На рисунке они объединены в одно тело — душу. Размеры же тела духа подчёркивают тот факт, что дух жизни приходит от Господа в момент возникновения человека, а появление дополнительной, биофильной, составляющей в результате рождения свыше — и вовсе наиболее значительное событие в жизни любого человека.

Тела влияют друг на друга, и было бы странно, если бы это было не так. Библия рекомендует воздержание, но, разумеется, не в традициях некрофилического монашества (умерщвление плоти). Истина в том, что для физического тела человека благословенно питание — полноценное и разнообразное, а это все продукты, кроме вредных для здоровья. Истина в том, что в высоком смысле семья (истинное воздержание есть полное самовыражение с половинкой) благотворна не только телу мировоззрения, но и телу физическому. Истина в том, что здоровые привычки, ограждая тело памяти, оздоравливают и тело физическое. И здоровое питание, и здоровая семья, и здоровые привычки благотворно влияют на духовную жизнь — так говорит Библия. В свою очередь, здоровое тело духа, или попросту рождение свыше, приводит к тому, что человек освобождается от заблуждений тела мировоззрения, обессиливающих его физическое тело, и от психоэнергетических травм тела памяти. То есть состояние тела духа определяет состояние души, душа — состояние плотского тела, а оно, в свою очередь, — состояние тела духа. За б`ольшими в этой области подробностями мы отсылаем любопытного читателя к Библии.

Итак, что произошло с Иудой? Предательством, воровством, «покаянием» и неприятием Христа он настолько отяготил своё тело мировоззрения, настолько его обессилил, что не мог более сопротивляться увлекающему его к смерти водовороту — и удавился.

А что произошло бы с ним, если бы он не «покаялся»? Если бы он не стал сожалеть о последствиях предательства? Ещё раз обращаем внимание на постановку вопроса. Вопрос не в том, что бы произошло с Иудой, покайся он в высоком смысле этого слова. Вопрос в том, что бы произошло с ним, не покайся он вовсе, ни в каком смысле.

Тело духа Иуды такое же тяжелобольное, как и у абсолютного большинства людей прошлого и настоящего, — свыше он рождён не был. Своё стремление к доминированию он вполне реализовывал среди учеников скандального в воображении населения Иудеи и Галилеи Учителя. Учитель изъяснял парадоксальные истины о том естестве, которое редко замечают, — собственной душе. Он в совершенстве владел искусствами исцелять, изгонять бесов, поднимать мёртвых, усмирять бури и кормить легионы людей всего несколькими хлебами. Но Он не умел согласиться стать в этом мире императором. Такой, с точки зрения Иуды, непрактичный человек мог претендовать на престол Иудеи, и, пожалуй, всего мира только под руководством человека здравомыслящего. Однако ему, Иуде, Учитель уступал не только в практичности. Он, Учитель, владел далеко не всеми методами убеждения. Говорил всё больше притчами, чтобы люди догадывались, но ведь далеко не все, как ясно видит он, Иуда, могут догадываться самостоятельно, и чтобы они приняли Истину, проще было бы просто поднажать, или, выражаясь сложнее, говорить более веско и убедительно. Несовершенной также была и манера Учителя исцелять. Да, Он, Учитель, видел людей насквозь, знал все их мысли и времени на китайские церемонии с ними не тратил, и к желающим получить исцеление всегда, в сущности, обращался с одним и тем же вопросом: доверились ли они Богу? Полностью ли Ему доверяют? Готовы ли отказаться от поклонения поселившимся в сердце идолам, признают ли они Его как Сына на том только основании, что Он есть любовь, — и только тех, кто решался ответить на этот вопрос утвердительно, кто исповедовал своё доверие Богу с особой интонацией — только тех Он исцелял. В этом-то и было основное несовершенство Учителя — неисцелёнными уходили многие, а в Своём родном городе Назарете, по причине безверия жителей, Он и вовсе не смог совершить ни одного чуда. А кто может дерзать быть Императором, если его фанатично не поддерживают, в первую очередь в родном городе? Он, Иуда, в исцелениях был более искусен. Он тоже, разумеется, спрашивал о доверии Единому Богу Израилеву, Вседержителю и Господу воинств — но, в отличие от Учителя, исцелял при любой интонации ответа. Интонаций множество — и при всех он, Иуда, великий целитель, мог принести облегчение людям. Надо было лишь веско и убедительно сказать: «Дух болезни тебя оставляет!» или что-нибудь вроде того — и у людей проходили боли, останавливались кровотечения, и больше о том, что болит, они не заикались. Чудо с хлебами, правда, у Иуды пока не получалось, но это ничего, дело наживное — не зря же он-таки живёт и учит рядом с Учителем. И не зря к нему, к Иуде, всё с б`ольшим и б`ольшим уважением начинают относиться остальные одиннадцать учеников! Впрочем, достаточно! Три с половиной года одних слов, пора действовать, пора Ему исполнить, что предсказали о Нём пророки, — и вырвать, наконец, власть из рук ненавистных римлян, дать избранному народу, евреям, то, о чём они так давно мечтают — власть над людьми. Надо подтолкнуть, подтолкнуть, подтолкнуть — но как? Молитва, молитва и ещё раз молитва; и вот первосвященники предлагают сами: предать Того, Которого нельзя предать. Но ведь по молитве предлагают? Ведь колена преклоняли? Преклоняли. Религиозные слова говорили? Говорили. Может, на предательство воля Божья? Да и с`илен Он освободиться из любых, самых цепких рук — не иначе как это благословение обстоятельствами — что ж, используем и их, и обстоятельства, и первосвященников.