Путь к блаженству - Патриция Гарфилд

стены подразделяются на пять цветных поясов. С внешней стороны стены украшены символами победоносного и милостивого Будды. На стенах развешаны ожерелья и усыпанная драгоценностями кайма, и это указывает, что перед нами — царский дворец.

Возведенный на вершине священной горы, храм кажется парящим в воздухе. В священную цитадель, или в священный град, как представляется некоторым, ведут четверо ворот. Эти ворота изображаются анфас (как будто откинутыми назад), в виде буквы Т. Над каждыми воротами возвышается нечто вроде триумфальной арки, которая состоит из нескольких маленьких крыш, надстроенных одна на другой, так что каждая следующая короче предыдущей. (Количество крыш может быть различным; в одних мандалах их четыре, в других — одиннадцать.) На вершине арки находится диск, называемый Колесом Закона. Колесо защищено балдахином, символом царской власти, а по сторонам балдахина струятся украшенные орнаментом ленты. Справа и слева от колеса мы видим двух газелей, напоминающих о первой проповеди Будды в оленьем парке.

Меня особенно заинтересовало Колесо Закона. Эта эмблема представляет универсальный духовный закон и его этическое применение в личной жизни. Она символизирует доктрину Будды, которая ведет из мирского бытия к центру освобождения. Каждая спица означает одну из желаемых для верующего форм поведения. В некоторых мандалах Колесо изображается с двенадцатью спицами, но чаще — с восемью. Мне это Колесо удивительным образом напоминает гипнотическое колесико с четырьмя спицами, которое стало появляться в моих снах задолго до того, как я впервые услышала о тибетском буддизме.

Каждые из четырех ворот охраняются свирепым божеством. Этот гневный страж направляет свою месть против незваных пришельцев. Его цель — не мучить адепта, но, наоборот, помочь ищущему одержать победу над собственным «эго».

В мандалу входят через восточные ворота, минуя ужасного стража. Внутри святилища разворачивается великолепное действо. Божественные образы эманируют из Будды, который пребывает в самом центре, и занимают места вокруг него. Святилище — обитель божеств.

В моей собственной Мандале сновидений я нарисовала вместо храмовых стен толстые каменные стены дома на Ивовой улице. Для меня эти стены, хотя и не заключают внутри себя божественного храма или священного града, очерчивают территорию личностной силы. Это жилище, некогда порождавшее страхи и отталкивавшее меня, преобразилось в место, откуда я черпаю силу. Здесь я могу призывать моих собственных божеств, являющихся ко мне в сновидениях, и получать от них ответы. Я добавила к своей мандале маленькое гипнотическое колесико — заменив им традиционное Колесо Закона.

В сновидениях храмовые стены принимают множество обличий. Некоторые участники моих семинаров по работе со сновидениями рассказывают, что в своих снах они блуждают по коридорам или бесконечным комнатам огромных зданий. Другие, как я, возвращаются в знакомые дома своего детства. Моей подруге, например, часто снится дом ее любимой бабушки; она любуется украшающими его комнаты фантастическими картинами и мебелью ручной работы. Одна моя ученица в детстве видела повторяющийся кошмарный сон — она тонула в море пудинга из тапиоки, заполнившем подвал ее дома. Другой мой ученик, молодой человек, в своих кошмарах видел, как едет в троллейбусе, который ведет его похожая на демона тетка. Она сворачивала с маршрута в темную и опасную часть города, и там за ним охотились страшные гориллы, заглядывавшие в окна машины.

Любое замкнутое пространство, которое в сновидениях вызывает сильные эмоции, — самолеты, машины, корабли, ограды, гроты и, конечно, здания — может стать той таинственной сферой, где мы вступаем в контакт с пребывающими внутри нас универсальными силами. Если бы мне не снились так часто кошмары про дом на Ивовой улице, я выбрала бы в качестве храмовых стен моей Мандалы сновидений стены замка — потому что волшебные сказки, которые я впитала еще в детстве, до сих пор оживают в моих снах.

Самое важное — определить пространство, которое пробуждает в нас сильные эмоции[28]. Ведь сила, заключенная внутри его границ, может стать доступной для сновидящего. Последователи тибетского буддизма входят в ворота храма в своем воображении, во время медитации, и в реальном смысле — во время посвятительной церемонии[29]. То же самое делаем и мы в наших снах. Храмовые стены, какова бы ни была их форма, окружают магическое пространство; доступ в него имеет тот, в ком это пространство пробуждает сильные эмоции и кто знает, как обходиться с могущественными силами, обретающимися внутри.

Образы наших сновидений, с которыми мы встречаемся в храмовых стенах, могут заставлять нас содрогаться от страха или внушать благоговение и любовь — но в любом случае они соединяют нас с нашим глубинным «я». Стоит ли удивляться, что они способны оказывать трансформирующее воздействие? Ведь даже образы, чуждые нашим чувствам, в определенной обстановке порой производят на нас очень сильное впечатление.

Мой личный опыт знакомства с буддизмом ограничен, хотя я прочла довольно много книг на эту тему, посетила несколько монастырей и в своих путешествиях повидала изрядное количество Будд — Изумрудного Будду, Полулежащего Будду, Великого Будду и др. И тем не менее, посетив семинарские занятия Тартанга Тулку Ринпоче[30], проводящиеся по выходным дням в Институте Ньингма в Беркли, я испытала на себе поразительно сильное воздействие некоторых буддийских ритуалов. В конце целого дня упражнений по медитации и релаксации я и около сотни других участников семинара повернули свои молитвенные подушечки в направлении заходящего солнца. Наши глаза были защищены прозрачными красными занавесями, закрывавшими окна зала для медитаций. На закате помещение наполнилось пылающе-красным светом. Мы же должны были перейти к глубокому дыханию и выпевать звук «Аааа» — каждый в своем ритме и тональности.

Всякие попытки переменить позу и поудобнее устроить свои ноги прекратились. Мы вдохнули благовоние, обратили свои взгляды к красному свету и запели. Прошло совсем немного времени, и комната наполнилась вибрирующими обертонами. Воздух пульсировал и казался осязаемым благодаря нашим голосам, сами же мы купались в алом сиянии. Я больше не сознавала, что время идет, — до тех пор, пока высокий, чистый звук колокольчика не возвестил окончания сеанса. Мы снова повернулись к Ринпоче и вышли из позы лотоса. Потягиваясь, я взглянула на часы. Я была поражена, увидев, что прошел почти час! На людей, не привыкших к длительной медитации, какими было большинство из нас, сеанс произвел очень сильное впечатление. Смысла его нам не объяснили, но из книг я знала, что, обратившись к западу, мы призывали богов, чей символический цвет — красный[31]. Переживание оказалось поистине захватывающим — даже несмотря