Мы все нарциссы? Феномен нарциссизма от мифологии до патологии - Витторио Линджарди

Рима после трех дней сексуального угара, нарциссической имплозии и непомерного количества кокаина и алкоголя. Я не знаю, в каком порядке расположить эти три переменные, но знаю, что Фоффо и Прато к моменту убийства были вне себя и дрейфовали в головокружительном водовороте, не имея при себе даже старой веревки, чтобы пришвартоваться к последним отголоскам своей личности. Это случилось в марте 2016 года. Прато покончил жизнь самоубийством в тюрьме спустя менее года после убийства. Фоффо, признанный вменяемым, был приговорен к тридцати годам лишения свободы. Варани почти не знал их, в тот вечер он согласился на встречу с мужчинами, чтобы подзаработать, как время от времени делал и раньше. Заработанные деньги он мог просадить в игровых автоматах или купить на них подарок своей девушке. Почему они его убили? «Мотивом можно считать все и ничего», – заявил Фоффо в суде. Вот и все объяснение. Так что же объединяет людей вроде него? Ужас встретиться лицом к лицу со своими слабостью и беззащитностью, хроническое чувство неудачи, моральная пустота, возможность межвидового скачка, который способен превратить другого человека в вещь, времяпрепровождение, игрушку, объект нечеловеческой природы, который можно истязать и унижать. Наградой за такое разрушение становится чувство доминирования и мгновенного опьянения, которое приходит от уничтожения собственной уязвимости, отколотой от себя и переданной другому. В этом биопсихосоциальном кризисе (так гласит формула, которая позволяет нам многое сказать, мало зная) убийца просит своих обвинителей: «Скажите мне вы, почему я это сделал». Ничего общего с преступлениями героев Достоевского, это вам не Раскольников. Признание своей причастности к преступлению – пожалуйста, но никакого чувства ответственности.

Ни один не признавал за собой даже возможности совершения злодеяния. Что это было? Массовый нарциссизм? <…> На смену сознательным преступникам, таким образом, пришли не понимающие убийцы. <…> Раньше преступник выбрасывал нож в реку, осознавая, что́ совершил, теперь же убийца искренне удивляется, что его признали таковым, а то еще и возмущаться начинает. <…> Была ли надежда у Марко и Мануэля, если бы они признали свою вину, осознать ее, пройти сквозь зеркало, за которым они бы наконец смогли увидеть Луку – свою жертву.

Психопатические нарциссы

Существует ли на самом деле континуум, о котором писал Кернберг, подъем, предполагающий нарастание разрушительной силы с каждым шагом, от злокачественного нарциссизма к психопатии? Или же их разделяют почти непроходимые границы, которые, в противовес сходствам, позволяют четко разделить эти два типа личности? Иначе говоря, различие злокачественных нарциссов и психопатов состоит только в интенсивности тех или иных проявлений, то есть в количестве, или и в качестве тоже? Двери ада раздвижные и открываются одним касанием или попасть за них отнюдь не просто? Даже самые известные эксперты (из числа психоаналитиков, биологов, криминологов) затрудняются ответить на эти вопросы, напоминающие древний и так и не решенный вопрос о происхождении зла. И кстати, речь идет о зле или о болезни? Человек изначально является разрушителем или насилие среди людей – это результат некой экологической катастрофы?

В поисках ответов нам вновь необходимо принимать во внимание истории жизни и психологию отдельных людей в отрыве от диагностических конфигураций, не отказываясь при этом от необходимой связи между общей категорией и конкретной личностью. Сама терминология по интересующей нас теме неоднозначна и отчасти противоречива: если в XIX веке она основывалась на моральной оценке (вспомним «нравственное помешательство» Джеймса Причарда) или гипотезе конституционального дефицита («врожденный преступник» Чезаре Ломброзо), то сегодня некоторые исследователи, вслед за Харви Клекли, Робертом Хейра и Рейдом Мелоем, предпочитают термин «психопатический» более распространенному «антисоциальный». Тем самым они подчеркивают, что психологический характер заболевания важнее социального воздействия. Термин «психопат», по сути, подразумевает, что больной не обязательно находится в открытом конфликте с социальными нормами. Более того, многие психопатические личности могут добиваться своих целей, получая социальное одобрение и даже восхищение. В некоторых профессиях психопатическое поведение может даже вознаграждаться.

Здесь вновь необходимо вспомнить о подтипах больных: психопатия и преступность имеют множество точек соприкосновения, но они не равны друг другу. Одна форма психопатии характеризуется агрессией, садизмом, склонностью к насилию, другая – непорядочностью и склонностью к манипулированию. Некоторые общие черты патологического нарциссизма обнаруживаются у Джордана Белфорта из «Волка с Уолл-стрит» и Ганнибала Лектера из «Молчания ягнят» (или, если брать примеры из реальной жизни, а не из кино, у бывшего банкира-афериста Бернарда Мейдоффа и серийного убийцы Теда Банди), тем не менее очевидно, что мы имеем дело с разными типами личности. Психопатия имеет разные цветовые оттенки: одно дело, когда она красная, как кровь, другое – когда зеленая, как доллар. Неудивительно, что психодинамическая диагностика (подобно различению нарциссических подтипов: уязвимых, грандиозных, злокачественных нарциссов) справедливо различает пассивно-паразитический подтип психопатической личности от агрессивно-импульсивного. К ним добавляются диагностические картины садистских и параноидных личностей. Также нельзя игнорировать сопутствующие заболевания: тяжесть проявлений зависит от сочетания признаков расстройств и генетико-средовой ситуации больного.

Растущее число исследований подчеркивает нейробиологическую обусловленность психопатии, начиная с взаимодействия генов и окружающей среды и заканчивая нейроэндокринной системой гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси. Показательна также роль тестостерона, учитывая, как часто мы слышим, что психопатические расстройства встречаются в четырнадцать раз чаще у мужчин, нежели у женщин. Высокий уровень тестостерона является важнейшей биологической детерминантой как потенциальный ингибитор созревания правой орбитофронтальной коры, то есть области мозга, отвечающей за реакцию на социальные сигналы; он вызывает снижение эмпатии и рост агрессивного поведения – то есть тех черт, которые, в свою очередь, увеличивают риск возникновения хронического антисоциального поведения. Ряд исследований указывает на существование генетически обусловленного признака «черствость и безэмоциональность» (принятый английский термин – callous-unemotional), он характеризует детей с низким уровнем эмпатии, неспособностью испытывать раскаяние, поверхностными эмоциональными связями, высоким уровнем агрессии, дисфункциональными отношениями. Интересно (хотя и не имеет отношения к научным обоснованиям), что само слово «черствый» словно называет следующую за розенфельдовской «толстой» кожей стадию. Впрочем, «толстая кожа», по Розенфельду, указывает на то, что ощущение контроля и власти достигается индивидом за счет агрессии к собственной уязвимости и зависимости, проецируемой на агрессию к другому, в то время как «черствость и безэмоциональность» – это генетически обусловленный врожденный дефицит резонанса в мозге. Наличие этого признака (как показывают исследования близнецов – в большинстве случаев сохраняющегося с течением времени) позволяет выделить подгруппу взрослых пациентов с тяжелым антисоциальным расстройством с дебютом в раннем возрасте. И все же одних биологических компонентов недостаточно для объяснения развития психопатической личности. Чтобы проследить эволюцию личности, необходимо всегда учитывать влияние контекста. Серьезные патологии у родителей или опекунов, пренебрежение, дурное обращение, жестокость, травмы развития, незащищенность, нестабильность