В мире сновидений - Боснак Роберт

Я обвожу всех взглядом и замечаю, что сон рассмешил Фрэнсиса, он еле сдерживается. Все молчат, и я смотрю на Фрэнсиса, который уже просто покатывается со смеху. Наконец, он объясняет, что вспомнил фокус с кроликом и представил, как иллюзионист извлекает из цилиндра мокрого кролика. Фрэнсис, профессиональный актер, изображает изумление и озадаченность на лице иллюзиониста, который держит за уши кролика, а с того льет ручьем вода. Мы дружно рассмеялись, напряжение как рукой сняло. Другие слушатели признались, что им пришло в голову что-то в этом духе.

Джордж смеется вместе с нами, но затем делает замечание, что как ни странно кролик-то был сухим. И вытащи он его из воды, с него не упало ни капли. Даже мех на голове кролика показался Джорджу довольно пушистым, кстати, и под водой. Я делаю вывод, что мы столкнулись не с обычным, а с настоящим сновидческим кроликом. «Да — соглашается Джордж, — потому-то он меня так и поразил. Представьте себе, кролик, который живет в воде и притом не мокнет. Совсем как земноводный»

Тогда я кратко разъясняю ошибочность натуралистических представлений, что мир сновидений и физический мир нашего бодрствующего сознания сходны или должны быть таковыми. Например, раз по этим представлениям кролик обитает на суше, значит, в подводном кролике мы усматриваем что-то неестественное, рыбье-лягушачье. Или если во сне мимо нас ковыляет собака с гноящимися ранами на лапах, нам кажется, что это не к добру, собаку надо лечить. Сновидческий образ, между тем, означает, что хромоте приходит конец, она вот-вот исчезнет. Если нам снится летящая птица без крыльев, отсюда не следует, что ей кто-то подрезал крылья. Может, она всегда летает без крыльев, вот такая оригинальная птичка. Иными словами, образ сновидения нельзя укладывать в прокрустово ложе наших натуралистических воззрений. В нефизическом мире сновидений встречаются разные диковинные звери, которые живут своей диковинной жизнью. И пусть не удивляется Джордж, что его кролик прекрасно себя чувствует под водой и не мокнет, — это подводный кролик

Делая свое отступление, я замечаю в голосе панические нотки: ума не приложу, как подступиться ко сну Джорджа. Вообще- то я никогда не знаю, с чего начать, в голову не приходит ни одной спасительной мысли. Меня охватывает бессилие, полное бессилие перед непроницаемостью сновидения. Мое рациональное сознание начинает понимать свою ограниченность и отступает, приходит черед моих интуитивных, более глубоких способностей. Как я уже не раз отмечал, беспомощность в начале работы над сном вполне естественна, это чувство знакомо многим моим коллегам. Оно неотделимо от работы над сновидениями. Но на этот раз явный перебор, в довершение всего мною овладевает паника, меня вот-вот вышвырнет из этого сна, словно катапультой. «Я зашел в тупик с этим сном, — признаюсь я вслух, — никак к нему не подступиться, прямо какая-то сталь-нержавейка».

В последней фразе я позаимствовал слово из сна Джорджа. Я хотел выразить внутреннее сопротивление, которое вызывает во мне сон, и включить свое метафорическое мышление. Способность угадывать переносные значения за конкретными образами сновидения составляет неотъемлемую часть работы над снами.

Дженни спрашивает Джорджа, может ли он прикоснуться к чаше, и при этом делает жест рукой, как бы отстраняя что-то. Я прошу ее повторить движение, и действительно, она словно отталкивает от себя какой-то предмет. Я советую ей обращать внимание на подобные жесты, потому что они отражают внутреннее сопротивление нашего сознания. Ясно, что другие слушатели тоже почувствовали какое-то сопротивление, а Дженни выразила его безотчетным жестом. Я снова повторяю, что испытываю чувство бессилия перед сном и понятия не имею, с чего начать. Конечно, не стоит воспринимать это чувство буквально, иначе вы в одночасье оставите ваши занятия со сновидениями. Чувство безнадежности навевается сном, его внутренней атмосферой.

«Что будет, если ты вытащишь кролика из воды?» — спрашивает кто-то.

«Думаю, что образ изменится, — после некоторого раздумья отвечает сновидец, — кролик превратится в морскую анемону». Послышалось шарканье стульев, группа насторожилась. И понятно, гораздо проще сосредоточиться на фантазии, которая уведет нас от самого сновидения, чем на образах сна. Трое слушателей выражают желание узнать, что такое морская анемона, и Джордж уже готов пуститься в объяснения. Но я прерываю его замечанием, что все мы, разумеется, рады уйти от неудобного кролика в стальной чаше, но мне кажется более важным сначала, наоборот, приблизиться к нему, а уже потом идти по пути образных ассоциаций. Стремление перейти к постороннему (пусть и смежному) образу подтверждает сильное сопротивление, которое вызывает сон.

Мы решаем, как лучше проникнуть в образ, с чего начать работу: с кролика, чаши или воды? Или искать ассоциации, дать расширение образа? Разгорается бурный спор между сторонниками чаши и приверженцами кролика. Я в нем не участвую и отмечаю про себя, что атмосфера становится очень рассудочной. И все же я не вмешиваюсь, чтобы не мешать оживленной дискуссии.

«Постойте, — говорит Джордж. — Чаша пустеет, вода постепенно уходит, и кролик начинает беспокоиться». Я воспринимаю его слова знак, что пора кончать с сухой, рассудочной атмосферой. Но как? Тут Джордж вытягивает вперед руку.

«Чего ты хочешь?» — спрашиваю его я.

Он в изумлении смотрит на свою руку, он даже не заметил своего жеста.

«Погладить, Хочу погладить кролика, — объясняет сновидец. — Ему страшно». Теперь я знаю, что предпринять. Нам надо медленно, но верно, но верно подбираться к кролику, Джордж должен коснуться его рукой. Ну что ж, за дело.

Одна слушательница делает запоздалое замечание, оказывается, сон напомнил ей «Алису в стране чудес», в нем есть что-то сказочное. Я начинаю обострять восприятие, чтобы мы вернулись к образу, не спровоцировав внутреннего сопротивления.

— Сначала давайте осмотримся. Где находится чаша, в комнате или под открытым небом?

— В комнате, — твердо отвечает Джордж. Значит, он возвращается в сновидение и начинает непосредственно наблюдать за чашей и кроликом.

— Ты не видишь землю? Или там пол?

— Я вижу на чаше солнечный луч. Пол мне видно не очень хорошо, вроде бы деревянный…

— Ты это видишь? Или ты так думаешь? — настаиваю я.

— Мне так кажется.

— Не надо гадать! — Догадки только затуманивают образ, а нам необходимо добиться четкой картины.

— Где ты стоишь? Или ты лежишь, а может быть, сидишь?

— Я стою в метре от чаши, смотрю на нее сверху.

— Опиши ее.

— Около метра в диаметре, полметра глубиной. Вода доходит почти до краев. Дно плоское, стенки изгибаются. Немного напоминает таз. По краю чаши ободок. Она серебристо-металлического цвета. Я сказал, что это нержавеющая сталь, но теперь не уверен. Может, и серебро. Серебристый металл с голубоватым оттенком, но не отполированный. Поверхность не гладкая, зернистая,