Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь - Райан Холидей

Кант говорил, что человек никогда не должен лгать — даже если убийца спрашивает вас, дома ли тот, кого он собирается убить. Вы бы хотели, чтобы такой человек отвечал, открывая дверь? Непохоже, что он заботится о тех, кто находится под его опекой, — похоже, он больше заботится о жестких принципах, нежели о реальных людях[156]. Это похоже на то отношение, которое убийца — или ваши политические противники — хотел бы видеть у вас. Потому что оно парализует. Делает человека легкой добычей.

Теоретики или философы могут быть чистыми. Лидерам приходится принимать решения. Им приходится действовать. Они должны быть как идеалистами, так и реалистами. Потому что у них есть то, что им требуется защищать. Они не могут отвернуть нос от крошки, если их народ голоден. Они не могут позволить себе осуждать потенциального союзника или настаивать на идеальных посланниках. Они должны принимать мир и ситуацию такими, какие они есть, а не такими, какими предпочли бы их видеть, особенно если они хотят их изменить. Они не могут позволить, чтобы нечто гипотетическое препятствовало возможности помочь прямо здесь и сейчас. Тот факт, что они не способны решить все проблемы, — это не оправдание для того, чтобы не решать некоторые из них. Строго стоять на принципах — это одно, но слишком часто оказывается, что мы стоим на чем-то более хлипком, более эгоистичном или символическом.

Особенно когда на карту поставлены судьбы других людей.

Каждому из нас нужно выяснить, как найти баланс в каждом конкретном случае. Возьмем вдохновляющую, мужественную позицию Августа Ландмессера, запечатленного на известной фотографии, — единственного человека, отказавшегося отдать нацистский салют[157]. Дитрих Бонхеффер, которого казнили за заговор с целью убийства Гитлера, согласился бы с этим чувством, но не согласился бы с такой чистой, но в итоге неэффективной позицией. Несмотря на свое глубокое христианское благочестие и стойкое отвращение ко всем аспектам нацизма, он спросил одного из своих соратников, отказавшегося от этого приветствия, не сошел ли тот с ума. «Поднимите руку! — велел он. — Мы рискуем из-за многих вещей, но глупое приветствие не одна из них».

Вы обретаете способность принимать подобные решения, когда знаете, где ваша путеводная звезда. Это не значит, что все средства оправданны, потому что у вас есть цель, но у вас появляются ясность, некоторое пространство для маневра, возможность определить приоритеты. Следование за путеводной звездой не означает, что вы направитесь в водопад и станете переходить вброд стремительные реки, — опытный навигатор учится правильно ориентироваться, не врезаясь в предметы и не убивая себя. Это не должно вызывать споры в стремлении к справедливости.

Политика, строительство, воплощение в жизнь — грязное, пыльное дело. Мы не можем ждать идеальных людей и не можем сами притворяться чистыми. Творить добро в нашем мире нелегко. Не обойдется без противников и препятствий. Мы можем назвать их. Можем отчаиваться. Можем обвинять.

А можем приступить к работе.

Non angeli sed angli[158].

Хватит искать ангелов. Начните искать англов[159].

Но давайте на секунду вернемся к Картеру. Этот человек был достаточно прагматичен, чтобы заявить лидерам движения за гражданские права, что им не понравится его кампания, зато понравится его администрация: он знал, что некоторые вещи — средство достижения цели. Было ли его решение разобраться со столь острой проблемой в первый же день пребывания в должности наивным и безрассудным? Кто-то считает, что да. Но есть и другое мнение: оно было вполне прагматичным.

Никто из нас не знает, сколько времени нам осталось — в жизни, во власти, в какой-то определенный момент времени. Никто не может сказать вам наверняка, что у вас получится лучше, если вы отложите что-то на потом[160]. Никто не может гарантировать, что вас переизберут. Именно поэтому чаще всего прагматичный выбор — поступить правильно прямо сейчас.

Когда у вас есть шанс, вы должны им воспользоваться.

Люди рассчитывают на вас.

Развивайте компетентность

Новаторская, изменившая мир карьера Флоренс Найтингейл развивалась медленно: между «Призывом», как она сама говорила, и работой в госпиталях в Крыму прошло почти 20 лет.

Но их вряд ли можно считать потерянными. На самом деле это был своего рода замедленный тренировочный монтаж, долгое обучение неоцененному искусству.

Сначала она пыталась разобраться — революционно по тем временам, — может ли у женщины быть какое-либо призвание. Спрашивала совета. Искала наставников и покровителей. Затем ухаживала за больными родственниками, начав с бабушки, а также за соседями в местечке, где жила. И наконец, стала волонтером в клиниках Германии и Франции, где на собственном опыте прочувствовала не только давление больничной палаты, но и ужасное, катастрофическое состояние сестринского дела той эпохи.

«Этим летом одна женщина умерла на моих глазах, — писала Найтингейл кузине в 1845 году, — потому что за ней ухаживали одни дураки, которые отравили ее — как если бы дали ей мышьяк». В то время доминировало странное представление, что женщина ее статуса не должна пачкать себя такими низменными вещами, как непосредственная помощь больным или бедным… и притом считалось само собой разумеющимся, что каждая женщина по природе своего пола обладает умением ухаживать за людьми.

Как и в случае с давним убеждением, что старшим сыновьям в элитарных семьях положено возглавлять войска или занимать должности просто в силу рождения, такой стереотип не имел под собой практически никаких оснований. Ничуть! И именно это поразило Найтингейл больше всего — масштабная некомпетентность как медсестер, так и врачей. Наверное, они и хотели как лучше, но не имели ни малейшего представления о том, что делают… и в итоге «как лучше» не значило ровно ничего.

«Возможно, покажется странным провозгласить в качестве самого первого требования к больнице то, что она не должна причинять людям вред, — объясняла Найтингейл. — И тем не менее такой принцип совершенно необходим, потому что внутри нее реальная смертность, особенно в крупных многолюдных городах, намного выше, чем можно было бы ожидать, исходя из расчетов уровня смертности для того же класса пациентов, которых лечат вне больницы».

В силу своей несомненной некомпетентности врачи не только не помогали людям, но и убивали их. Кладбища наполнялись жертвами. И при этом медики одобрительно похлопывали друг друга по спине за сострадание и самоотверженность.

В знаменитом стихотворении Лонгфелло «Святая Филомена» Найтингейл изображена своеобразным ангелом, скользящим по коридорам госпиталя и утешающим больных и умирающих. Прекрасный образ.

Но он неверен.

Достовернее