Я — социопатка. Путешествие от внутренней тьмы к свету - Патрик Гагни

совершать насильственные действия и не испытывать угрызений совести. Легко манипулировала людьми. Казалась обаятельной. Была замечена в криминальном поведении. Мне было трудно ощущать эмоции, и я никогда не испытывала чувство вины. Но при этом я знала, что не являюсь чудовищем, каким социопатов рисуют в СМИ. Я также поняла, что мои симптомы лишь отчасти соответствуют клинической картине, описанной в чек-листе психопатии Клекли.

Так, пункты четвертый и шестнадцатый списка Клекли — «Ненадежность» и «Неспособность следовать жизненному плану» — являлись универсальными признаками социопатической личности, но ко мне не относились. Я могла быть очень надежным человеком, мне надо было просто захотеть. Я прилично училась, поступила в Калифорнийский университет благодаря жесткой самодисциплине. При этом часто врала и была неискренней (пункт пятый). У меня отсутствовала эмпатия, и я понимала, что владею не всеми эмоциями. Но в этом был весь смысл! Я замечала такие вещи. А значит, меня нельзя упрекнуть в «специфической неспособности к глубокому анализу» (одиннадцатый пункт). Мало того, что я умела рефлексировать, я верила, что смогу измениться, — а в научной литературе утверждалось, что социопаты на это не способны.

Картинка не складывалась. Мой личный опыт подсказывал: с существующими исследованиями по социопатии что-то не так. Если врачи действительно используют чек-лист Клекли для диагностики социопатии, они упускают важные нюансы. Я решила докопаться до сути и начала посвящать почти все свободное время изучению социопатии, чтобы лучше понять себя и нормализовать свои действия. В конце концов эти семена самонормализации укоренились, так как я поняла — не только в теории, но и на практике, — что не являюсь «плохой» или «неправильной», а просто не такая, как все. Как Джессика Рэббит. И это разграничение сыграло особенно важную роль в моем понимании любви.

Если верить девятому пункту списка Клекли, психопаты неспособны любить, и мне оказалось нелегко с этим смириться. Поскольку до сих пор у меня действительно не было значимых отношений, не считая отношений с членами семьи, я решила, что, увы, этот пункт можно применить ко мне. Но потом я поразмыслила и поняла, что это не так.

«А как же Дэвид?» — подумала я.

Я хорошо помню вечер, когда поняла это, и последовавшее за этим облегчение. Это произошло за несколько недель до весенних каникул. Я сидела в общежитии и читала книгу про психопатов, как вдруг меня осенило.

— Дэвид! — воскликнула я и хлопнула рукой по столу, испугав Кими, которая только что вернулась из душевой. Она вытаращилась на меня. — Дэвид! — повторила я, вскочила, подбежала к ней и опустила ладони на ее все еще мокрые плечи. — У меня был бойфренд, Дэвид! И мы были влюблены! По-настоящему!

Я нарочно кричала громко и преувеличивала свою радость. Мне нравилось пугать Кими. Это приводило меня в какой-то иррациональный восторг.

— Очень хорошо, — ответила Кими.

За месяцы, прошедшие с нашей первой встречи, моя соседка подучила английский. К моему огорчению, она перестала пользоваться Машиной, так как хотела, по ее словам, добиться «полного погружения» в общении с ребятами из общежития. Естественно, она все еще испытывала трудности в общении, особенно со мной. Сейчас ее глаза метались туда-сюда по комнате, будто она пыталась отыскать подручный предмет и дать им мне по голове. Я зажала ее лицо в ладонях.

— Ты понимаешь, что это значит? — прошептала я. — Психопаты не способны на любовь! Но я однажды была влюблена. Значит, я точно не психопатка! — Я выдержала паузу для драматического эффекта. — Такое облегчение.

Кими сглотнула и кивнула.

— Очень хорошо, — повторила она и скрылась в шкафу, где любила прятаться, когда чувствовала, что на нее «давят».

— Дэвид, — проговорила я, когда она спряталась за зимними куртками, — какие еще доказательства мне нужны?

Это осознание вселило в меня надежду. Если я однажды была влюблена, значит, могу научиться социальным эмоциям. Пусть эти отношения были короткими, но они же имели место быть! Эмоции, которые я испытывала, были настоящими. Мало того, у меня по-прежнему остались чувства к Дэвиду. Несмотря на расстояние и время, мои чувства к нему не ослабели. Мне нравилось о нем думать, разговаривать с ним. С Дэвидом я чувствовала себя нормальной. Поэтому я не переставала с ним общаться.

В первый раз я позвонила ему, поддавшись случайному капризу. Это было через несколько месяцев после лагеря, мне захотелось узнать, чем он занимается, я позвонила, и мы поболтали. Думала, мы проговорим всего пару минут, но тот первый звонок длился несколько часов. После этого мы начали постоянно созваниваться. Дэвид был единственным человеком на свете, с кем я могла одновременно быть честной и чувствовать себя в безопасности. Именно к этому я стремилась в отношениях. Как в первые годы в Сан-Франциско, когда сидела под столом и была счастлива поверять матери свои секреты. Я давно не испытывала этого чувства, я променяла его на безопасность, которую обеспечивала мне ложь, и на то были веские причины. Но, увы, обретя безопасность, я лишилась чувства товарищества, и мне было очень одиноко. В глубине души мне хотелось, чтобы люди видели меня настоящую, чтобы ради чувства безопасности не надо было притворяться. Вот почему мне нравилось говорить с Дэвидом. Я никогда ему не лгала.

— Угадай, что я узнала, — сказала я, позвонив ему вечером. — Я не психопатка!

Он рассмеялся:

— Уверена? Давай спросим у Кими.

— Хватит прикалываться, — ответила я. — Это важно! — Я объяснила свое последнее открытие.

— Не понимаю, — сказал он, когда я закончила объяснять. — Если социопаты и психопаты так отличаются друг от друга, почему их всегда объединяют в одну категорию?

Я задавала себе тот же вопрос. И, совершив еще несколько походов в библиотеку, пришла к выводу, что все дело в научной литературе. Стандартные справочники трактовали социопатию и психопатию по-разному. В одной книге могло быть написано, что это одно и то же, в другой — что это два разных расстройства. Сплошной разброд. Похоже, в психологии принято менять названия психических расстройств, когда те входят в обиходный язык. Например, «умственную отсталость» и «синдром множественных личностей» заменили «интеллектуальной инвалидностью» и «диссоциативным личностным расстройством», чтобы уменьшить связанную с этими состояниями стигму. Однако возникла другая проблема: даже если новые термины вводились из лучших побуждений, мешанина новой и старой терминологии существенно усложняла задачу исследователям.

Термин «социопат» популяризировал психолог Джордж Эверетт Партридж в 1930 году: он определял это расстройство как патологию, связанную с неспособностью подстраивать свое поведение под стандарты общества. Иными словами, он причислял к социопатам тех, кто вел себя не на благо общества и намеренно «мутил воду». В 1952 году социопатия упоминалась в