Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

Раньше средние и крупные компании нанимали сотрудников с такими навыками в штат. Но при расколе производства они обходятся минимумом и с неохотой устраивают новых людей. Поэтому они нанимают разных фрилансеров для выполнения работы одного штатного сотрудника, которые обеспечивают компании высококачественную работу без дополнительной ответственности за медицинские льготы или обеспечение справедливых условий труда.

Со стороны кажется, что идеальнее фриланса ничего быть не может: работаете когда хотите; якобы сами распоряжаетесь своей судьбой. Но фрилансеру знакома и темная сторона этих «преимуществ». «Свобода устанавливать часы работы» также означает «необходимость оплачивать свое медицинское обслуживание». С принятием Закона о доступном здравоохранении стало легче приобрести индивидуальный план на рынке. Но до этого, еще и с учетом согласованных попыток подорвать такой план, получить доступное медицинское обслуживание фрилансеру было практически невозможно.

В Калифорнии один человек сказал мне, что самая дешевая страховка, которую он смог найти, с минимальным покрытием и высокой франшизой стоит $330 в месяц на человека. Я общалась с выгульщиком собак из Сиэтла, который платит $675 без покрытия стоматологических услуг. Другой сообщил, что в Миннесоте его уцененный план стоит $250 в месяц. В Далласе – $378 в месяц за страхование на случай катаклизмов с франшизой в $10 000. И это если у вас больше никого нет: автор на фрилансе рассказала мне, что у нее был рак груди, а ее муж, фотограф-фрилансер и фоторедактор, – инсулинозависимый диабетик второго типа. Они живут в пригороде Нью-Йорка и сейчас платят за страховку $1 484 в месяц. Многие фрилансеры рассказывали, что у них настолько высокая франшиза, что они до последнего не ходят к врачу, отчего приходится платить еще больше, когда они, наконец, обращаются за медицинской помощью; и, поскольку они фрилансеры, у них не было такого понятия, как оплачиваемый отпуск по восстановлению.

Фриланс также исключает поддержку работодателем плана 401k, соразмерные взносы работника и субсидированные или согласованные средства, кроме той части заработка, которая ежемесячно идет Социальному обеспечению для накопления на пенсию. Зачастую приходится нанимать бухгалтера для работы с запутанной системой налогов и ставить фиксированную сумму за конечный продукт или услугу, независимо от количества часов, потраченных на задачу. Это означает полную независимость, что в условиях современного капиталистического рынка означает полную незащищенность.

«Мне не дают никакой общей или последовательной обратной связи о моих навыках», – рассказывает Алекс, который работает внештатным дизайнером и иллюстратором. «Я соглашаюсь на меньшие суммы, только чтобы получить работу. Цены постоянно занижают. А еще я беспокоюсь, потому что совсем не управляю своей жизнью». В конце концов, «клиенты» вам ничего не должны. Когда предложение фрилансеров с определенными навыками или услугами превышает спрос, о зарплате нельзя договариваться. Вы регулируете свою ставку в зависимости от того, сколько клиент готов заплатить.

Например, в журналистике каждый мечтал писать на фрилансе. Писать только на те темы, которые интересны, и для изданий, которые интересны. И в те времена, когда издательская деятельность процветала, можно было сорвать куш: два доллара за слово (по умеренным ценам) за статью в 5 000 слов означали $10 000 за пару месяцев работы.

Но когда рынок журналистики обрушился в результате Мирового экономического кризиса, все обнулилось. Уволенные журналисты наводнили рынок, жаждая внештатной работы. Из-за конкуренции ставки снизились до расценок большинства изданий. А потом появились люди вроде меня: «авторы», которые бесплатно предоставляли свое мнение в интернете, в LiveJournal и WordPress. В 2010 году я начала читать Hairpin – сайт, который возник на руинах кризиса.

Бизнес-модель здесь, как и многие другие бизнес-модели в то время, опиралась на тех, кто был готов за бесплатно писать что-нибудь хорошее. Я писала статьи об истории сплетен о знаменитостях и классических голливудских скандалах, основанные на моих академических исследованиях. Мне, как типичному миллениалу, нравилось, что такое печатают. Аудитория, которая разделяла мою страсть, была важнее денег. Эта модель позволила сотням людей пробиться в писательский бизнес. Многие выдающиеся современные писатели начинали в Hairpin, их сестре Awl или в двоюродном брате Toast. То же самое можно сказать о десятках спортивных авторов, которые бесплатно ведут блоги на сайтах вроде Bleacher Report. У нас «получилось», потому что блог не был нашей основной работой, что позволяло нам писать бесплатно. А когда сайты набирали обороты и кризис ослабевал, мы писали, как выразилась бы моя бабушка, ради «карманных»: излишка, надбавки, халявы.

Но поскольку блогинг для всех нас был халтуркой – и именно поэтому мы могли позволить себе писать бесплатно, – мы также способствовали снижению расценок. Зачем платить автору-фрилансеру его установленную ставку, которая помогает оплачивать аренду, если можно заплатить аспиранту по истории искусства ноль долларов за его проницательность?

Именно этим отчаянием чаще пользовались реальные компании, а не эзотерические сайтики. Но главную выгоду извлекали недавно появившиеся работодатели экономики фриланса: Uber, Handy, DoorDash и десятки других. Посткризисный период запомнится не как время великих инноваций, а как время великой эксплуатации, когда технологические компании достигли статуса «единорога» (со стоимостью более $1 миллиарда) за счет сотрудников, которых они отказывались даже маркировать, не то что уважать.

* * *

Динамика и стержневая философия Кремниевой долины создают идеальные условия для раскола производства. Там считают, что «старые» принципы заработка не работают. Они обожают переработки. Их идеология «подрыва» – «двигаться быстро и все ломать», как выразился Марк Цукерберг, – зависит от готовности разрушить любое подобие стабильного производства. В мире стартапов конечной целью является «выход на биржу»: формирование достаточно высокой рыночной стоимости акций, а затем безудержный рост, влекущий человеческие жертвы. Именно так эти компании возвращают деньги венчурным компаниям, которые вкладываются в них, и именно так их основатели, советы директоров и первые сотрудники богатеют.

Uber меняет представления о работе так же, как Кремниевая долина. Возможно, вам, как и мне, он уже надоел, но его влияние повсеместно и неоспоримо. «Под нашими носами компания вызвала волну изменений, затрагивающих большинство аспектов жизни общества, будь то семейная жизнь или организация ухода за детьми, условия труда или практика управления, маятниковая миграция или городское планирование, кампании расового равенства или инициативы по защите трудовых прав», – утверждает Алекс Розенблат в книге «Uberland». Uber «путает категории инноваций и беззакония, работы и потребления, алгоритмов и менеджеров, нейтралитета и контроля, равного распределения и занятости»[116]. Число американцев, которые действительно водили для Uber, относительно невелико. Но изменения, которые он запустил, постепенно проникают в остальную экономику и повседневную жизнь, особенно тех, кто полагается на экономику фриланса в любом виде.

Как и многие другие стартапы посткризисной эпохи, Uber мыслился как подрыв: старую отрасль, часто немного нескладную и аналоговую, но платившую работникам прожиточную зарплату, с