Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

они устанавливают собственную цену», – утверждает Стэндинг. «Конечно, где-то это возможно. Но наивно думать, что мы можем построить общество на такой платформе, при этом ничем не защищенное»[125].

Многие сотрудники Uber продолжают бороться за право переговоров со своим работодателем. Фрилансеры в СМИ со всех концов США создали собственный вариант профсоюза, в котором они коллективно устанавливают расценки и в случае увольнения сотрудников СМИ из организации или забастовки отказываются «откатываться» на свои прежние должности. Все больше фрилансеров, работающих на себя, и временных сотрудников понимают, что гибкость бессмысленна без стабильности.

Но только рычагами влияния можно добиться таких действий: возможности выбора и при этом признания в качестве работника. Нужно пересмотреть нынешнюю систему, для чего, вероятно, нужно вмешательство государства. Если законодатели заставят такие компании, как Uber, прекратить неправильно классифицировать своих сотрудников как независимых подрядчиков, это укрепит общественные договоренности между компаниями и работниками, то есть идею о том, что компании несут ответственность за средства к существованию своих исполнителей и что прибыль, полученная благодаря этому труду, должна в какой-то форме до них доходить. Звучит радикально, но всего 60 лет назад это было отличительной чертой американского понимания прибыли.

Это решение особенно трудно реализовать, когда глава компании полностью отрицает проблему: «Я думаю, что в спорах о переходе независимых подрядчиков в сотрудников все-таки упущена суть», – сказал Тони Ксу, генеральный директор DoorDash, в интервью ReCode Decode. «То есть, если посмотреть в корень проблемы, то нужно понять, как максимизировать гибкость, которую любят наши доставщики, и обеспечить безопасность тем, кто в ней нуждается?»[126].

Первый очевидный способ: нанять их в штат. Маскировка эксплуатации под риторику фриланса и «гибкости» независимых подрядчиков позволяет избежать разговора о том, почему все так хотят этой гибкости: потому что в якобы «процветающей экономике» с миллионами людей обращаются как с роботами. «Больше всего меня беспокоит то, что это только начало», – написал Манджу после опрометчивой ответной реакции DoorDash. «Программно-управляемая политика эксплуатации и прислужничества будет метастазировать по всей производственно-сбытовой цепи. Если сегодня забирают чаевые у работников DoorDash, то завтра будут пользоваться уже всеми».

Манджу прав. Но в ближайшем будущем пользоваться будут теми, у кого нет других вариантов, и теми, кто, подобно миллениалам и зумерам, не знает о других вариантах. Нынешний парадокс очевиден: хреновые условия труда приводят к выгоранию, но выгорание и вытекающая из него недееспособность противостоять эксплуатации из-за отсутствия энергии, либо ресурсов, только усугубляют отвратительность положения дел. Основательное законодательство, направленное на обновление трудового права с учетом современных реалий, может помочь и поможет. Но также поможет и солидарность: старомодное слово, которое просто означает, что широкий круг единомышленников единогласно поддерживает возможность сопротивления.

7

Все работает благодаря технологиям

Первое, что я слышу утром, – приложение Sleep-Cycle, которое вроде как отслеживает мои движения, чтобы «мягко» разбудить меня, когда я заканчиваю спать. Я отключаю его и вижу первые оповещения от различных новостных приложений: дела плохи и становятся только хуже. Пока я валяюсь в кровати, мой большой палец по непонятным причинам открывает Instagram[127], но я не собираюсь смотреть, что выложили другие, я проверяю, скольким людям понравилась фотография, которую я выложила вчера вечером. Я проверяю личную почту. И рабочую. Я удалила приложение Twitter, но не страшно: всегда можно просто открыть Chrome и зайти на Twitter.com.

Я встаю с кровати и несколько раз кричу Алексе, чтобы она включила NPR. Я включаю душ. Пока он греется, я проверяю Slack, чтобы узнать, нужно ли что-то сделать, пока Восточное побережье не проснулось. Выйдя из душа, я слышу, как по радио играет что-то интересное, поэтому, пока стою в полотенце, я ищу песню в интернете и добавляю ее в твит. Еще раз захожу в Slack, на этот раз для того, чтобы «отметиться» команде о планах на день. Я одеваюсь, пью кофе и сажусь за компьютер и где-то полчаса читаю статьи, пощу их в Twitter и жду, пока их лайкнут. Я публикую прочитанный пост на странице Facebook с 43 000 подписчиков, которую я веду уже десять лет. Через пять минут проверяю комментарии. Я напоминаю себе, что пора заняться работой, забывая при этом, что вроде как уже работаю.

Кажется, уже правда пора писать. Я открываю черновик в Google Docs. Ой, то есть я захожу на сайт магазина одежды, чтобы проверить, появилась ли скидка на те вещи, что я положила в корзину на прошлой неделе. Ой, то есть на самом деле я кидаю ссылку в Slack, чтобы все знали, что я в сети и работаю. Я пишу двести слов в черновике, потом решаю, что мне надо подписать контракт на выступление, который лежит у меня в «Позорной папке». У меня нет ни принтера, ни сканера, и я не могу вспомнить пароль от онлайн-подписи. Я пытаюсь сбросить пароль, но мне довольно мило сообщают, что я не могу использовать ни один из трех последних паролей. Кто-то звонит по сиэтловскому номеру; они не оставляют сообщения, потому что моя голосовая почта переполнена вот уже шесть месяцев.

Я торчу в электронной почте, а вкладка «Промоакции» каким-то образом выросла с двух до сорока двух за три часа. Виджет отписки, который я установила пару месяцев назад, перестал работать, когда админы на работе заставили всех сменить пароли, и теперь я трачу кучу времени на удаление рассылки от West Elm[128]. Стойте, пришло уведомление от Facebook: новый пост на странице приюта для собак, где я взяла своего щенка! Кто-то, с кем я со школы не общалась, что-то выложил!

На LinkedIn мой книжный агент празднует пятилетие своей занятости, как и бывший студент, которого я едва помню. Я обедаю и, как и много лет подряд, с отвращением листаю один блог. Трамп постит плохой твит. Кто-то написал плохую статью. Я еще что-то калякаю, пока мы в Slack вроде бы неотложно обсуждаем мускулатуру Джо Джонаса.

Иду в спортзал. На велотренажере я читаю то, что увидела в Twitter и сохранила в Pocket[129]. Отвлекаюсь на групповой чат один, два, пятнадцать раз. Я читаю то, что мне нравится, притормаживаю на велосипеде, чтобы глотнуть воды и твитнуть об этом. Я заканчиваю тренировку и иду в ванную, где у меня выдается минутка, чтобы снова заглянуть в телефон. Я еду в продуктовый магазин и застреваю на длинном светофоре. Беру телефон, на котором написано: «Похоже, вы за рулем». Я вру своему телефону.

Я расплачиваюсь в продуктовом и проверяю Slack. Сажусь в машину, еду домой и отвечаю другу внутренней шуткой. До