Украденный фокус. Почему мы страдаем от дефицита внимания и как сосредоточиться на самом важном - Йоханн Хари

Звучит на редкость оптимистично. Но Рональд обратил мое внимание на серьезное исследование главных причин стресса американцев, проведенное учеными из Высшей школы бизнеса при Стэнфордском университете [128]. Стресс американцев – это «необеспеченность медицинским страхованием, постоянная угроза увольнения, отсутствие свободы в принятии решений, ненормированный рабочий день, низкий уровень организационной справедливости и нереалистичные требования». Человек не «навязывает стресс сам себе», если он диабетик и ему не хватает денег на инсулин, если хамоватое начальство заставляет его работать по 60 часов в неделю, если на его глазах коллег увольняют одного за другим и он боится оказаться следующим.

Рональд считает, что некоторым людям медитация способна помочь, но «все эти бестселлеры с советами медитировать для избавления от стресса и чувства униженности – чистое очковтирательство. Идите, расскажите об этом матери четырех детей, которая пашет на трех работах». По его мнению, те, кто изображает стресс не более чем проблемой образа мыслей, «высказываются от лица привилегированной части общества, им-то легко говорить». Он рассказал мне о компании, которая урезала медицинские страховки части сотрудников и одновременно организовала занятия по медитации, за что удостоилась похвалы от все того же журналиста New York Times. Очевидно, что это жестоко. Людям говорят: проблемы решаемы, нужно просто иначе отнестись к своему стрессу, а потом устраивают им кошмар наяву. «Нашим сотрудникам медицинские страховки ни к чему, мы научим их думать иначе» – это современная версия высказывания Марии Антуанетты: «У них нет хлеба? Пусть едят пирожные».

На первый взгляд, жестокий оптимизм может показаться доброжелательным и воодушевляющим, но его последствия часто оказываются печальными. В большинстве случаев предлагаемые ограниченные решения не срабатывают, но человек винит в этом не систему, а самого себя. Ему кажется, что это его личный провал и недоработка. «Это отвлекает внимание от социальных причин стресса, вроде перегруженности работой, и достаточно быстро перерастает в перекладывание ответственности с виновников на жертв, – сказал Рональд. – Человеку внушают, что проблема с ним, а не с системой».

При этих его словах я снова подумал о Нире, который являет собой пример подхода Кремниевой долины в целом. Он зарабатывает на цифровых технологиях, которые цепляют людей, играют на их страхах и даже, по его собственным словам, «сводят с ума». Время от времени и сам он попадает на крючок этих технологий. Но, будучи состоятельным человеком, который разбирается во всем этом, он находится в привилегированном положении и может использовать индивидуальные приемы восстановления контроля над собой. То же самое он рекомендует делать и всем остальным.

Давайте не принимать в расчет то, что Ниру, как представителю технологической отрасли, будет на руку, если люди станут винить себя, а не решать проблемы. Рассмотрим куда более простую вещь. Дело в том, что всем остальным не так просто поступать, как он. В этом состоит одна из проблем жестокого оптимизма: берется исключительный пример в качестве правила и преподносится как норма поведения. Тому, кто только что потерял работу и ломает голову, где найти деньги на аренду жилья, будет затруднительно обрести безмятежность в медитации. Измотанному и издерганному человеку, отчаянно нуждающемуся в чем-то, что поможет пережить несколько напряженных часов, будет тяжело сказать «нет» еще одному гамбургеру, еще одному уведомлению в соцсетях или еще одной таблетке опиоидного обезболивающего. Рассказывать людям, что это «легко и просто» и нужно всего-то «нажать эту чертову кнопку», как это делает Нир и вся его отрасль в целом, значит отрицать реальность, в которой живет подавляющее большинство.

А самое главное – мы не обязаны это делать. Жестокий оптимизм исходит из того, что люди не смогут существенно повлиять на системы, разрушающие их внимание, следовательно, должны сконцентрироваться на изменениях в самих себе. Но почему мы должны принимать эти системы за данность? Почему должны мириться с окружающей средой, заполненной программами, которые «подсаживают» и «сводят с ума»?

Это стало яснее, когда я припомнил аналогию Нира с его тучностью в юном возрасте. Наверное, стоит вдуматься в это сравнение, поскольку, как мне кажется, оно говорит очень многое о том, в чем мы заблуждаемся. Сейчас это покажется невероятным, но 50 лет назад в западном мире полнота была очень редким явлением. Посмотрите на пляжные фото тех времен: по меркам наших дней, на них одни стройняшки. С тех пор произошел целый ряд изменений. Свежие и полноценные продукты питания уступили место глубоко переработанным суррогатам. Вымотанным людям стало гораздо проще заедать свой стресс. А в городской застройке часто бывает невозможно погулять или прокатиться на велосипеде. В общем, не по нашей вине среда обитания изменилась, а вслед за ней и наш организм. Люди массово стали полнеть. За период с 1960 по 2002 год среднестатистический взрослый человек прибавил в весе без малого 11 килограммов [129]. И что же? Вместо того чтобы признать случившееся делом рук могущественных сил, сразиться с ними и создать здоровую среду, в которой будет проще избегать ожирения, пищевая промышленность и диетологи предлагают нам винить самих себя. Человеку внушают: ты растолстел из-за твоих личных недостатков. Ты ешь не то. Ты стал жаден, ленив и толком не разбираешься в своих чувствах. Ты недостаточно хорош. Как следствие, люди преисполняются решимостью впредь считать калории (знаю по себе). Ответом общества на кризис, обусловленный в первую очередь социальными причинами, стали в основном персональные диеты и книги о здоровой пище.

Ну и как, получается? Ученые исследовали эту тему и установили, что 95 % похудевших на диетах возвращаются к прежнему весу за период от одного года до пяти лет [130]. То есть 19 человек из каждых 20. Почему? А потому, что не учитываются главные причины набора лишнего веса. Системный анализ явления отсутствует. Нам не говорят о критической ситуации с продовольственными ресурсами, в составе которых преобладают продукты глубокой переработки, не имеющие ничего общего с тем, что предки ели веками. Нам не объясняют, что переедать людей заставляют стрессы и тревоги. Наше внимание не обращают на то, что мы живем в городах, для передвижения по которым приходится залезать в металлические коробки. В книгах о здоровом питании умалчивается о том, что повседневное поведение человека формируется обществом и культурной средой. Диета не меняет нашу среду обитания, а ведь именно она является причиной ожирения. Диета заканчивается, а мы остаемся жить там, где стимулируют набирать лишний вес. Пытаться худеть в мире, который мы сами себе создали, сродни тому, что пытаться