Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

кем можно быть. Чтобы мои деньги стали потоком. Чтобы мои отношения стали движением. Чтобы моя работа перестала быть стеной между мной и миром. Чтобы я сам стал не защитой — а человеком. Живым. Настоящим. И может быть, впервые — не одиноким.

Потребность в близости

Потребность в близости (страх дистанции) — боязнь быть отвергнутым, ненужным, потерять связь с другими. Я — это то, что я могу от тебя получить.

Странное высказывание. Уязвимое. Неловкое. Почти постыдное. Но если вслушаться — оно касается самой сердцевины нашей зависимости. И самой сути депрессивного модуса. Это не просто про жертву и слабость. Это про ту часть в нас, которая существует только в присутствии другого. Не от желания. А от нужды. Я — это то, что ты мне дал. Или не дал. Я — это твой взгляд, если он задержался. Я — это твоя любовь, если она пришла. Я — это твоя реакция, если ты отозвался. Если ты отвернулся — я исчез. Если ты не ответил — меня нет. Если ты не выбрал — я не существую. Депрессивная структура, как описывал Риман, строится на глубокой зависимости от другого — не как желания быть в близости, а как отчаянной необходимости быть признанным. Быть замеченным. Быть получившим. Я не выдерживаю пустоты. Я не выдерживаю молчания. Я не выдерживаю равнодушия. Потому что внутри меня — нет собственной опоры. Она всегда была вовне. В ком-то. В тебе. Это не прихоть и не каприз. Это древняя структура выживания: быть рядом с тем, кто даст. Кто согреет. Кто удержит. И я научаюсь смотреть в сторону другого не как в возможность, а как в единственную точку своего существования. Всё, что я чувствую, определяется тобой. Ты дал — я наполнен. Ты забрал — я пуст. Именно поэтому так трудно быть взрослым в депрессивной конфигурации. Взрослость требует автономии. А здесь автономия воспринимается как угроза. «Я» не строится как отделённое. Оно собирается из осколков реакций других. И неважно, что я чувствую. Важно — как ты на это смотришь. Одобрил? Значит, это правильно. Разочаровался? Значит, я плохой.

В отношениях это становится невыносимой нуждой: будь рядом. Люби. Замечай. Подтверждай. Не бросай. Я знаю, это утомляет. Я знаю, это звучит как обвинение. Но это не про тебя. Это про мою невозможность выдерживать внутреннюю пустоту.

В деньгах это проявляется в страхе быть недостойным. Мне неудобно просить. Я боюсь быть навязчивым. Я не умею брать. Я жду, что мне предложат. Я жду, что поймут, что мне нужно. Я жду, что дадут. И если не дают — значит, я не заслужил.

Так, профессиональные проекты часто страдают от этой же динамики. Я могу делать, но не могу выставить цену. Я могу вложиться, но не могу обозначить границы. Я чувствую вину за успех, стыд за потребности, тревогу за признание. Я жду, что меня заметят. Что меня поддержат. Что придут и скажут: «Ты важен».

В родительстве я стараюсь быть хорошим. Но слишком часто — хорошим ради того, чтобы быть нужным. Мне страшно, если дети не хотят быть со мной. Мне невыносимо, если они отстраняются. Я всё время боюсь: вдруг я не даю достаточно. И это «достаточно» всегда измеряется их реакцией. Никогда — моим внутренним знанием.

Фраза «я — это то, что я могу от тебя получить» звучит как формула зависимости. Но она также и крик о помощи. О признании. О существовании. В ней — вся нежность, вся тоска, вся глубинная потребность быть в контакте. По-настоящему. Не для демонстрации. Не для сцены. А чтобы быть. Чтобы просто быть. И если я знаю, что во мне живёт эта часть, я могу начать с неё говорить. Не просить сразу. Не требовать. А хотя бы признать: во мне есть то, что боится быть ничем. Если ты не посмотришь. Если ты не откликнешься. Если ты не скажешь: «Да, ты есть». И в этом признании — уже начало пути. Пути от зависимости к связи. От страха к прикосновению. От ожидания к принятию. Не убирая ни одной потребности. Но впервые — позволяя себе быть тем, кто хочет. Кто нуждается. Кто просит. Не ради одобрения. А ради подлинной близости. Там, где больше не нужно исчезать. Там, где можно быть.

Потребность в переменах

Потребность в переменах (страх постоянства) — боязнь исчезновения, растворения в рутине, ограничения свободы. Я — это то, как меня видят.

Не то, что я чувствую. Не то, что я знаю. А то, как я выгляжу. Как звучит мой голос. Как отзывается на меня твой взгляд. Как светится экран, когда я появляюсь в сторис. Это не просто формула. Это психическая структура. Это способ выживания — когда быть собой небезопасно, а быть красивым, ярким, нужным — единственный способ остаться. Это и есть истерический страх по Фрицу Риману. Не страх перемен, как часто думают. А страх исчезновения. Страх потерять внимание, раствориться в тени, стать невидимым. И тогда психика делает всё, чтобы на неё смотрели. Чтобы её замечали. Чтобы она сияла. Даже если внутри — пусто, страшно, одиноко или никто не знает, кто я такой на самом деле.

Истерик не требует любви. Он требует восхищения. Но за этим требованием — уязвимость. Потому что если меня не замечают — меня нет. Я есть только в твоих глазах. В твоих реакциях. В твоём интересе. И если ты отвернулся — всё исчезло. Поэтому так много блеска. Поэтому так много движения. Поэтому так много перемен — чтобы удержать твой взгляд.

Если перенести это в тему денег, то становится ясно: для истерика деньги — это не про безопасность. Это про признание. Про статус. Про внешний масштаб. Про то, что видно. Хороший телефон. Дорогой кофе. Упаковка. Марка. Эстетика. Деньги — это не просто валюта. Это свет. Это доказательство: я — есть. Я в потоке. Я не хуже. Я лучше.

В работе это становится стилем лидерства: яркость, вдохновение, энергия, инициативность. Но вместе с этим — страх быть разоблачённым. Что, если кто-то увидит, что за энергией нет опоры? Что, если кто-то почувствует: я не всегда знаю, куда иду? Тогда — новое направление. Новая идея. Новая роль. И снова — вперёд, пока есть аплодисменты.

В отношениях это звучит так: я люблю, пока ты смотришь. Пока ты восхищаешься. Пока ты завидуешь. Пока ты рядом и я — в свете. Но как только ты отвернулся, как только ты