Танцующие с тенью - Дэвид Ричо

место более глубокой тайне. Мы все — индивидуальные носители бескорыстной божественности, наилучшие найденные до сих пор носители, так как наиболее осознанные. Но мы не единственный носитель, поскольку в этот процесс включена вся природа. Сама по себе вера становится помогающей нам силой, когда выводит нас за пределы дуализма во внутреннее пространство, которое охватывает Вселенную и является ею. Тогда человеческое, божественное и природа объединяются в одно уравнение. Это уравнение есть дао, руководящий принцип гармонии и синхронии в истоке, эволюции и завершении всего сущего в природе и в нас.

Мистик и ученик Мейстера Экхарта Ян ван Рейсбрук демонстрирует природу единства человеческого и божественного, используя аналогию с раскаленным железом. Огонь и железо едины, но не идентичны. Это единство, в котором чтятся различия, это союз, а не слияние. «Я Бог» и «я не Бог» — это две половины одного и того же утверждения. Это не постоянно одно либо постоянно другое, и все же в текущем моменте они неразличимы. Обособленность растворяется, ведь в действительности ее никогда и не было: она существует только для удобства восприятия. Мистики используют метафору тьмы как способ сказать, что никаких различий нет, поскольку в темноте все отдельные идентичности теряются. «Сами эти глубины остаются непостижимыми. Это темная тишина, в которой все влюбленные теряют себя», — говорит ван Рейсбрук. Тьма необходима для союза, для единения.

Когда дуализм создает богов в образе нашего эго, это ведет к идолопоклонству. Мистики считали Бога не плотностью, а скорее пустотой или открытостью, которая тем не менее является живым присутствием. Джозеф Кэмпбелл говорит, что «Бог — носитель тайны, а не сама тайна». В конечном счете наша потребность в религии обусловлена стремлением к целостности, в которой заканчиваются все дуализмы. Для детской религии характерно настаивать на дуализме. Бог где-то там, наверху, будто бы над теми тревожными обстоятельствами, с которыми я сталкиваюсь здесь, внизу. Но Бог/Самость целостности живет не только за пределами всего сущего, но и внутри. Бесконечность — это не некое высшее существо наверху, а высшая тайна внутри, работающая как вечно обновляющийся источник жизни и любви. Эта тайна постоянно развивается и выражается как концепция только метафорически. Идея о некоем высшем существе, отчужденном, обособленном от нашей внутренней глубины, есть предательство целостности. Как я вижу Бога — как власть и господство, то есть как проекции моего эго, или же как участие и общение, как реальность Самости?

Традиционный религиозный взгляд носит экстравертный характер. Он подразумевает поиск чего-то совершенно другого. Для взрослой, зрелой духовности характерна интровертность. Она подразумевает признание целостности как внутри, так и вокруг нас, через экспериментальное ощущение единства. Подход, основанный на страхе, часто приводит к тому, что люди цепляются за прочную и надежную догму в рамках одной церковной структуры. А поистине зрелый религиозный человек в сегодняшнем мире знает, что ни одна религиозная традиция не может быть достаточной для таких сложных существ, как люди. Для зрелой духовности надо черпать из всех традиций. Канадский философ Чарльз Тейлор пишет: «Человеческая жизнь несократимо многоуровневая… не существует какого-то одного толкования опыта, которого можно было бы придерживаться исключительно, не рискуя попасть в катастрофу или обездолить себя».

Религиозный фундаментализм отрицает ценность источников знания и правомерность традиций, за исключением собственных. Это еще один пример религии, созданной по образу надменного эго, которая предполагает, что ей не нужно ничего, кроме собственной веры и убеждений. Игнорировать или принижать науку и ученых, скажем, в деле толкования Библии — значит отрицать ценность образования за исключением собственного. Фундаментализм — это в конечном счете отрицание любой высшей силы, нежели та, которую способно допустить ограниченное и обычно напуганное эго. Это становится все заметнее в нашем обществе и проявляется в форме силы коллективной негативной тени религии, крайне скверно сказывающейся на свободе.

Термином нуминозный описывают божественное присутствие. Это слово происходит от латинского numen, означающего «кивок» или «подмигивание», что, очевидно, указывает на игривую готовность божественного к контакту с человеческим. Согласитесь, это совсем не вяжется с образом бесконечно удаленного от человека «совершенно Другого», о котором говорит немецкий евангелический теолог и религиовед Рудольф Отто. Высшая реальность — это не дуализм, не двойственность, а открытое единство, в котором есть место для всего разнообразия. В единстве мы различаем многое. Во многом мы движемся к одному. В преходящем содержится трансцендентное, ведь все сущее включает в себя собственную противоположность. Одной из центральных концепций индийской философии и религии индуизма является Атман — так называют вечную реальность, или Самость, которая отдельна, но все же пребывает во всех проявлениях. Наша работа в том, чтобы различать, а награда (дар) в том, чтобы пребывать. Эго конечны; Самость пребывает всегда и во всем. В отличие от эго, Самость никогда не рождалась и, следовательно, не может умереть. Это именно то истинное постоянство, которого так жаждет эго.

Подружившись с архетипом тени, мы радушно приветствуем спящего великана — все силы, дремлющие внутри нас. Для древних людей эти силы, которые они осознавали во Вселенной и в себе, персонифицировались в виде богов. Склонные к буквальности воспринимали эти персонификации как реальных персонажей. Однако всегда находились люди более осведомленные, которые видели в них метафоры сил, присутствующих в человеческой душе и во Вселенной, как имманентно, так и трансцендентно. Эти же люди в конечном счете увидели душу и Вселенную как два аспекта одной реальности. Персонификации никогда не считались средством предоставления физических доказательств. Это факты психические, духовные, а не физические. Зрелая вера берет эти факты и реализует их в видимом мире в форме любви.

Кольридж говорит: «Понятные формы древних поэтов, справедливая гуманность старой религии… все это исчезло… Но сердцу все еще нужен язык; древний инстинкт все еще возвращает древние имена». Атеист отрицает Бога, но все равно может испытывать тоску по абсолюту. В этом смысле способность атеиста к трансцендентности становится тоской по ней. Действительно ли это атеизм? А может, атеисты — это всего лишь те, кто отрицает существование чего-либо за пределами эго и за рамками того, чему рациональная традиционная наука может найти эмпирические доказательства?

Некоторые истины о нас и о нашем путешествии легли в основу унаследованных нами религиозных концепций. Например, в данном контексте ангелы и дьяволы являются метафорами энергий, помогающих и причиняющих нам страдания без какого-либо контроля с нашей стороны. Делая акцент на доказательстве фактической или буквальной природы этих метафор, мы оказываемся в ловушке: мы редуцируем, урезаем трансперсональное до личностного.

Как уже говорилось выше, Будда, которого почитают сейчас, — это не историческая личность Гаутама, а воплощение просветленности, пробудившейся в нем и пока скрытой в нас: