Трудный путь к счастью - Виолетта Иванова

Виолетта Иванова

Трудный путь к счастью

Глава 1.

Глава 1.

В большом тереме боярина Твердислава царила суета. Дворовые девки бегали, сбиваясь с ног, спешно мели полы, трясли половики и стелили их при входе в гостевую часть терема, стряпухи гоняли своих помощников, стараясь успеть приготовить на стол изысканные кушанья. Несколько слуг застилали в обеденной горнице столы белыми скатертями, вышитые лебедями, доставали из ларцов серебряную посуду. Две мелкие девчонки до блеска натирали тряпицами ложки, тарелки и чаши, а также тяжёлые, украшенные каменьями кубки. Две взрослые женщины расставляли их на столе.

Сам хозяин – мужчина в солидных годах, высокий ростом, с проседью в темно-русых волосах, с цепким взглядом светло-голубых глаз, в своей горнице переодевался в нарядную белую рубаху и темно-красный кафтан, вышитый золотом и жемчугом, и ругался.

- Какой леший привел этого Тогой-хана в мой дом? Разве ему мало моего дозволения торговать на моем торжище? Что еще надо этому черту? Прохор, - обратился он к своему верному слуге, который помогал одеваться, - прикажи Ждане сидеть в своей светелке и носа не казать. Не хватало, чтобы этот черт копченый и его люди глядели на мою дочь. Не дай Родим и Родима* (прим.- Родим - божество-мужчина, Родима - божество-женщина или Начальные – едины в своем начале и начало всего сущего на земле), увидит ее, сглазит.

Мужчина сделал охранный жест перед грудью, глядя на деревянные фигурки, искусно вырезанные из березы, стоящие в красном углу горницы на белом рушнике, вышитом охранными рунами красной нитью, изображающие Начальных.

- Хорошо, мой хозяин, - кивнул головой Прохор.

- Еще передай Будиславу, чтобы тоже был готов прийти по моему зову. Не зря же этот чертяка Тогой явился сам лично в мои хоромы. Явно, что ему что-то надо от меня.

- Хорошо, - снова кивнул Прохор, застегивая последнюю застежку кафтана под горлом боярина. – Бегу.

***

Прохор – мужчина около пятидесяти лет, крепкого телосложения, со светлыми волосами, зачесанными назад до гладкости, быстрым цепким взглядом темных глаз, еще раз внимательно осмотрел боярина, поклонился быстрым поклоном и поспешил покинуть горницу. Он уже вот который десяток зим служил у боярина и был предан ему почище всякого пса. Он был всего на два года младше хозяина, попал к нему в услужение, когда отец Твердислава Мстислав был в силе и своем праве, привез парня из очередного похода на соседнее княжество. Суров был Мстислав и в семье, и с соседями, не давал никому спуску. За малейшую провинность наказывал так, чтобы дальше не повадно было. Вот и три с лишним десятков зим тому назад не простил князю Лугового княжества обиду – потраву своих пахотных земель, пастбищ и убийства его людей, которые на них пасли стада коров и коз, походом на него пошел, разбил его войско, много добычи взял, пленных тоже в свою вотчину привел взамен убитых. Среди пленных был Прохор – мальчишка-сирота, который только свою пятнадцатую зиму встретил, понравился Мстиславу своей несгибаемостью, смотрел на воев боярина зверенышем, защищая свою никчемную жизнь. Дома приставил его в слуги к своему сыну и не пожалел. Преданным оказался парень, вместе с Твердиславом рос, словно брат младший и охранник. Когда старый боярин ушел в светлый мир предков и Твердислав встал вместо отца своего на боярство, Прохор тенью занял место за его спиной. Скольких он злых людишек остановил и покарал, желающих убить молодого боярина. Не раз сам страдал от ножа или стрелы, летевших в Твердислава. И сам молодой боярин был признателен своему побратиму. Только ему доверял свою жизнь и думы, а также семью. У самого Прохора семьи не было, не нашел он себе девицу по душе хотя многие засматривались на крепкого, но хмурого парня.

***

Твердислав посмотрелся в отполированную до блеска серебряную дощечку, висевшую на стене, тихо спросил сам себя:

- И зачем этот Тогой-хан так хочет увидеть меня, да еще и в моих хоромах?

Утром какой-то чужой чернявый парень-степняк, одетый в свою традиционную одежду, принес Твердиславу грамоту от Тогой-хана, в которой тот сообщал боярину, что желает прибыть в его терем к обеду для важного для них обоих разговора.

Боярин задумался. Он давно был знаком с Тогой-ханом – ханом степного улуса Булгун-ок Белой Орды, который находился на границе с княжеством Дубравным и Белой орды. Восемь зим назад Тогой стал ханом вместо своего отца Учи-хана, самого жестокого и жадного на памяти Твердислава. Учи-хан каждый год совершал набеги на земли соседа своего князя Всеволода – отца нынешнего князя княжества Дубравного, не брезговал и землями Тведислава, разорял поселения, сжигал посевы, пока Всеволод не собрал войско, в которое боярин отправил и своих двести воев, на голову не разбил Учи-хана. Когда на место Учи пришел его сын Тогой и стал ханом улуса, был заключен мир на три стороны.

Тогой-хан был умнее и хитрее своего отца, понял, что торговать с соседями гораздо выгоднее, чем жить набегами, в десяти верстах от границы с князем раскинул свое становище Белый Юрт у реки Голубки, стал возить на торг свои товары. Несколько раз Тогой-хан приезжал лично на торг, тогда боярин встречался с ним, важно обсуждая свои дела. К себе в терем он Тогой-хана никогда не приглашал. Сам Тогой устраивался неподалеку от торга в привезенных с собой шатрах, в которых жил все время торгов. Последний раз год назад он приехал вместе со своим сыном Тулун-беком, который недавно встретил свою девятнадцатую зиму. Если Тогой был мужчиной невысокого роста с волосами цвета воронова крыла, чуть ли не на голову ниже Твердислава, с кривыми ногами, торчащими колесом из-под темного кафтана, узкими глазками-щелочками на круглом очень смуглом лице, кривоватой ухмылкой на тонких губах, то Тулун взял некоторые черты от своей матери – женщины, взятой в плен при очередном набеге Учи-хана на Луговое княжество – выше среднего роста, статный, с темно-каштановыми волосами, немного смуглым лицом, раскосыми глазами цвета гречишного меда, полными губами.

«Интересно, что ждать от этого хитрого лиса? - снова мысленно спросил себя Твердислав. – Ой, не зря он приехал и на этот год вместе с сыном». Не доброе чувствовал Твердислав, но пока не спешил делать выводы.

Сколько бы еще боярин был погружен в свои думы, не известно, но тут через приоткрытое оконце