Убийство ворон - Эвелин Флуд

выставлена на всеобщее обозрение куча мужской плоти, на которую я отказываюсь смотреть. Стефано работает с гантелями в углу. На мгновение мне кажется, что я чувствую на себе чей-то взгляд, но когда я бросаю взгляд на него в зеркале, он сосредоточен на своей тренировке.

Гребаная нечеловеческая сила воли помогает мне преодолеть десятимильный забег, и когда я, наконец, заканчиваю, Вито с ухмылкой швыряет в меня бутылкой воды. — Детская забава.

— Пошел ты, — выдыхаю я, но беру запечатанную бутылку и пью, пока пластик не хрустит в моих руках. Сегодня утром я оставила свою на кухонном столе. Отвлеченная видом Дома снаружи, небрежно прислонившегося к ступенькам, как будто он не провел всю ночь на страже у моей чертовой двери.

Уходя, я даже не взглянула на него. Он просто шел в ногу со мной, мы оба молчали, оба игнорировали гребаного огромного слона, который следовал за нами всю дорогу до столовой, пока я с благодарностью не опустилась на свободный стул посреди Ворон, погрузившись в дерьмовую политику, выслушивая жалобы и абсолютно не глядя в его сторону, когда он поставил передо мной тарелку с жареной едой, чтобы впитать остатки алкоголя с вечера.

Я жалею о беконе. У меня першит в горле, когда я сажусь на пол, вытягиваю ноги и наблюдаю за Данте и его дядей. Вито не так уж сильно нас старше, и они с Данте подшучивают, кружась друг вокруг друга. Вито указывает на ошибки в технике, и я молча запоминаю каждую на будущее.

— Доброе утро, маленькая ворона.

— Отвали, Морелли. — Мой тон на грани насилия, и он присвистывает, даже когда устраивается рядом со мной.

— Сегодня утром кто-то встал не с той ноги. Болит голова?

Я перехватываю его палец до того, как он дотрагивается до моего бока, выгибаю назад, пока он не ругается сквозь зубы.

— Господи, я же просто пошутил!

Я выдерживаю пару секунд, прежде чем отпустить.

— Не трогай меня без разрешения.

Лучиано тихо хмыкает: — Формулировка подразумевает, что разрешение когда-нибудь может быть получено.

Я перевожу на него изумленный взгляд. — Как жизнь в твоем маленьком иллюзорном мирке?

Он откидывает голову назад в глубоком смехе, привлекая внимание остальных. Вито окликает нас, когда Данте отходит, вытирая лицо спортивным полотенцем. — Если у тебя есть дыхание, чтобы смеяться, у тебя есть дыхание, чтобы драться. Иди сюда.

— Охуенно. — Люк со стоном поднимается на ноги. Моргая, я смотрю на его протянутую руку.

— Я так не думаю. — Я только что пробежала десять долбаных миль. Им повезло, что меня не вырвало на пол.

— Корво! Ты не получишь бесплатный пропуск, потому что у тебя киска и похмелье, — орет Вито, и Люк ухмыляется, видя мой хмурый вид. — Ну что, начнем?

Мы нихрена не начнем. Шлепнув Люка по руке, я не спеша поднимаюсь на ноги и следую за ним к матам. Стефано подходит посмотреть, когда Данте проходит мимо меня и останавливается.

— Сосредоточься на его левой стороне. Она слабее, — бормочет он.

— Мне не нужны никакие подачки, — огрызаюсь я, и его брови хмурятся. — Катарина...

Но я уже протискиваюсь мимо него, скидывая кроссовки, прежде чем ступить на мат. Черное резиновое покрытие хрустит под моими ногами, когда Люк растягивается напротив меня. — Давненько мы этим не занимались. Врукопашную?

Мои пальцы подергиваются, и я наклоняю голову в сторону стола с оружием, стоящего вдоль задней стены. — Если мне придется это делать, я бы предпочла сделать это интересным.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как я сражалась с ножами, и я скучаю по их ощущению. Вито хлопает в ладоши. — Хватит болтать. Начинайте.

— Наставник, блядь, — бормочу я. Некоторые наставники искренне пытаются помочь. Вито? Клянусь, этот человек просто хочет увидеть, как мы все истекаем кровью. Но мы оба направляемся к столу, просматривая варианты, прежде чем я указываю на свой выбор. Пара тонких стальных кинжалов выделяется среди массивного оружия. Пистолеты, топор, даже гребаный меч. Но ножи — самые лучшие.

Взяв их в руки, я обхватываю пальцами детализированные рукояти, пробуя на вес. — Эти подойдут.

— Я вижу, ты в настроении пустить кровь. — Но я могу сказать, что он испытывает искушение. Я единственная наследница, которая будет работать с ножами, остальные предпочитают пистолеты. Но есть одна особенность в Лучиано Морелли — он ценит лезвия хорошей работы. Он берет второй набор, переворачивает один и ловит, сверкнув зубами. — Постарайся не испортить мое хорошенькое личико, Катарина.

Я громко фыркаю. — Возможно, это научит тебя смирению.

Напряжение между нами исчезает, когда мы занимаем позицию, Люк сбрасывает кроссовки и слегка подпрыгивает на ногах. Вито раздраженно хлопает рукой по канату. — Это бой, а не гребаный балет.

Но он никогда раньше не видел, как мы спаррингуем. Не так. Он здесь всего несколько недель. Джонно, предыдущий наставник из Фаско – он ценил лезвия. Я научилась у него нескольким трюкам.

— Ну же, маленькая ворона, — шепчет Лучиано, его губы изгибаются. — Потанцуй со мной.

Я уже готова, и прежде чем последнее слово слетает с его губ, я взмахиваю правым клинком вверх, прямо к его шее. Блеснула сталь, когда он потянулся мне навстречу, ножи столкнулись менее чем в дюйме от его кожи.

— Что ж, это мило, — бормочет он. Затем он отталкивает меня, его руки взмахивают, когда оба кинжала нацелены на меня.

Сейчас нет места для невнятных оскорблений. Нет места ни для чего, кроме плавности наших собственных движений и звона стали, когда мы перемещаемся по пространству, мы оба сосредоточены друг на друге. Предвосхищаем движения, пытаемся соответствовать им, прощупываем друг друга.

Я делаю ложный выпад вправо, и Люк поддается, когда я прохожу прямо под его рукой, один кинжал направлен точно над его пульсом. — Полагаю, балл за мной.

— Merda, (итл. дерьмо) — огрызается он. — Первый и последний.

Он берёт следующий балл, ловко провернувшись и прижав лезвие к моему животу. Вито и остальные сейчас молчат, но я чувствую, что они наблюдают. С течением минут наше дыхание становится затрудненным, и ни один из нас не позволяет другому одержать верх. Мои руки начинают болеть, и я издаю стон, когда Люк ловит мой двойной выпад, скрещивая свои кинжалы и поворачивая их. Я почти теряю хватку и рычу.

— Такая сердитая маленькая кошечка. — Он ухмыляется,