Убийство ворон - Эвелин Флуд

— Как будто ты хочешь навсегда испортить это лицо.

— Не искушай меня, — бормочу я. Отпуская его запястье, я отхожу от главного стола, проходя мимо Ворон по пути к выходу. Дом приподнимается со своего места, но я качаю головой.

На сегодня с меня хватит. Покончено с политикой и мужчинами, которые думают, что знают все.

Когда я прохожу мимо стола Фаско, напряжение разливается в воздухе. Остановившись, я сканирую, пока не натыкаюсь на Лео, охранника Джованни и лидера Фаско в отсутствие Джио. Его взгляд пуст, но он поворачивается, когда кто-то похлопывает его по руке, чтобы привлечь его внимание, когда я подхожу к ним.

— Мне жаль, что так вышло с Николеттой, — говорю я ему напрямую.

Он был близок с сестрами Фаско. Ближе всего с Николеттой, если верить слухам. И, похоже, так оно и было, потому что его пустое лицо искажается в оскале, на нем проступают горе и гнев. — Мне не нужно твое сочувствие, ворона.

Яростные слова застают меня врасплох, тон его голоса горький. Обиженный. И лица вокруг него те же, все сосредоточены на мне с выражением, похожим на неприкрытую ненависть.

Это… это больше, чем соперничество. Гораздо больше, чем слабая борьба, баланс, который я обычно вижу в них.

— Тем не менее, — говорю я тихо, но твердо. Мои глаза сканируют стол. Несколько человек опускают глаза, но еще больше встречают мой взгляд горящими глазами. — У тебя оно есть.

Шепотки возобновляются, проносясь по столовому залу, пока я поворачиваюсь, не дожидаясь ответа, прежде чем уйти. Но гнев на его лице остается со мной, когда я возвращаюсь в свои апартаменты под темнеющим небом, обязательно проверяя замки несколько раз, прежде чем достать телефон.

Мне нужно поговорить с отцом, но снова включается голосовая почта. Автоответчик заканчивается звуковым сигналом, и я перевожу дыхание.

— Папа, мне нужно срочно с тобой поговорить. Перезвони мне.

Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что мы непричастны к убийству Николетты Фаско.

Потому что, если подозрения, скручивающие мой желудок, верны, тогда все меняется. Правила были нарушены. Фаско потребуют мести. И я здесь, играю в эту игру с завязанными глазами, с одной рукой, связанной за моей гребаной спиной.

Глава пятая. Катарина

Каблуки снова вдавливаются в кремовый ковёр, оставляя за собой мелкие бороздки. Пол усыпан ими — сотни крошечных следов моего беспокойства, пока я хожу туда-сюда. Мой телефон все также потухший в руке. Ответа нет.

Невысказанное послание ясно. Мой отец не собирается давать мне ничего, кроме тщательно завуалированных слов, которые он сказал мне ранее. По крайней мере, на данный момент.

Я останавливаюсь только тогда, когда раздается стук в дверь. Знакомое «рат-а-тат-тат» пробуждает память, и я бросаю взгляд в глазок, прежде чем открыть.

Эми поднимает кувшин. — Домашнее!

Когда я моргаю, она опускает глаза и морщится. — Ты уже забыла? Мы договорились об этом буквально два часа назад.

Когда я вздыхаю и отступаю, она танцует мимо меня, с размаху ставя кувшин на мой полированный стеклянный кофейный столик. — Извини. День не задался.

Ее плечи опускаются, и я сразу же чувствую себя виноватой. Как единственная настоящая подруга, которую мне удалось завести за последние двадцать лет, благодаря политике моего отца, я действительно должна прилагать больше усилий для Эми. Она — единственный маленький кусочек нормальности, который у меня есть.

Скидывая туфли, я погружаю ноги в ковер, когда она направляется на мою кухню, роясь в шкафах.

— Здесь почти нет еды, — кричит она. — А почему ты держишь пистолет в шкафу с хлопьями?

Я пожимаю плечами, когда она возвращается с двумя бокалами в руках. — Легко достать.

Она бросает на меня косой взгляд, но ничего не комментирует, роясь в маленькой сумке, которую принесла с собой. Она достает две бутылки вина, три лайма и солонку, и я не могу не рассмеяться. — Видишь? Ты уже знала, что у меня этого нет.

— Мне нравится быть готовой. — Отвечает она с невозмутимым видом и начинает все раскладывать, когда я ныряю в спальню, сбрасываю одежду и заменяю ее леггинсами и толстовкой с капюшоном. Я трачу несколько минут на то, чтобы распустить свой тугой хвост, массирую ноющий череп и возвращаюсь в гостиную.

Эми церемонно кланяется, прежде чем протянуть мне бокал, и я с благодарностью беру его. — Мне это было нужно.

— Я знаю. — Она поднимает свой бокал. — За наследницу Корво, и ее стальные яйца.

Усмехнувшись, я все равно чокаюсь своим бокалом с ее, делая несколько глубоких глотков, от которых брови Эми взлетают до линии роста волос. — Вау. Тяжелый день? Я знаю, ты стойкая, но все же.

Мы откидываемся на спинку дивана, и я кладу свою ноющую голову на прохладную, мягкую коричневую кожу. — Ты уже знаешь. Ты тоже оплакивала его.

— Да, оплакивала. — Ее голос теперь более приглушенный. — Все было настолько плохо? С Антоном?

Вздыхая, я изучаю содержимое своего бокала. — Это было.… Это было то, что он сделал. Единственный ответственный — это он. Просто еще один день.

Еще один день, еще одна смерть, которая добавится к грузу, давящему на мою душу.

— Я не знаю, как ты это делаешь. Я бы не смогла.

— Мы делаем то, что должны. — Эми не входит в солдатскую иерархию. Она никогда не узнает, каково это — выковыривать чью-то кровь из-под ногтей, видеть, как красные струйки стекают с твоей кожи, когда ты пытаешься смыть грех. — В любом случае, это не то, о чем тебе нужно думать.

Когда она не отвечает, я наклоняю голову, глядя на нее. Ее коротко подстриженные каштановые волосы скрывают ее лицо, когда она смотрит в свой бокал. — В чем дело?

Она прочищает горло, щеки розовеют, а плечи приподнимаются в полуулыбке. — Ничего, на самом деле. Просто… привезли Франческу Азанте. Новую наставницу для некоторых из нас.

Нахмурившись, я пытаюсь собраться с мыслями. Наши наставники работают короткими циклами, представители каждой из пяти семей вызываются поочередно, чтобы преподавать нам различные темы. Справедливая система, позволяющая избежать чрезмерного фаворитизма. И в конце каждого дня они уходят, и ворота за ними закрываются.

Здесь мы правим сами. Наш народ отчитывается только перед нами, пятью наследниками. А мы отчитываемся только