Убийство ворон - Эвелин Флуд

Пол с другой стороны от меня напрягается, но не спорит, ни о чем больше не просит. Антону повезло, что для него вообще устроили зов, и он это знает. Я сделала это для него, чтобы попытаться подтолкнуть кого-то из моих в правильном направлении и не дать его сердцу ожесточиться от обиды и гнева.

Но мое милосердие имеет предел. И наши предатели не уходят на покой с семьей.

Глава третья. Данте

Рокко молча стоит рядом со мной, наблюдая за шоу, но не думаю о новостях, которые он только что передавал прервавшись прямо посреди, его внимание привлекли Вороны.

Нет, мои мысли полностью сосредоточены на женщине, которая приводит меня в бешенство. Катарина поднимает голову, ее крики легко различимы среди криков других Воронов.

Она скорбит, несмотря ни на что, и легчайший укол вины пронзает мою грудь. Антон Маранзано мертв из-за своей двойной игры. Он даже не был особо полезным «кротом», слишком преисполненным чувства собственной важности, чтобы в его голове оставалось много места для чего-то стоящего.

Он сделал свой собственный выбор, пытаясь пробиться наверх в мире, который всегда собирался его пережевать и выплюнуть. Я не собираюсь лить слезы из-за предателя.

Тем не менее, я почувствовал толчок в груди, когда Вороны начали кружить. Они знают, как устроить шоу, упиваясь своим вороньим прозвищем. Их методы общеизвестны, но такое редко можно увидеть на публике. По крайней мере, до сих пор.

Кэт встречается со мной взглядом, и я опускаю подбородок в знак признательности.

Сообщение получено.

Я слушаю Рокко вполуха, пока он продолжает с того места, на котором остановился, но затем моя голова резко поворачивается в сторону. — Скажи это еще раз.

Его губы плотно сжимаются. — Николетта Фаско мертва.

Это объясняет отсутствие Джио. Обычно он был бы здесь, прятался по углам и рычал на всех, но его нигде не видно. — Каким образом?

Рокко переминается с ноги на ногу. — Пока не уверен.

Старшая дочь криминального авторитета Фаско мертва. Это неожиданно, а я не люблю сюрпризов. — Выясни.

Мои губы сжимаются, когда Вороны расходятся, оставляя тело Антона там, где оно лежит, у северного дуба. Красные листья колышутся на ветру, они такого же цвета, как лужа крови под ним.

Кэт тихо разговаривает со своим вторым, громоздким татуированным блондинистым ублюдком, который смотрит на нее со слишком большой одержимостью во взгляде. Доменико Росси сам по себе является тихой силой. Так и должно быть, поскольку он руководил Воронами в отсутствие Кэт в течение нескольких месяцев.

Меня колет любопытство. Один день здесь, на следующий — уже нет. Необычно для наследницы так долго отсутствовать, особенно когда пять криминальных семей так сосредоточены на текущем потоке. Это первый случай в истории так называемого «Университета Мафии», когда все пятеро наследников учатся одновременно.

Линии фронта уже начертаны.

Отношения между семьями американской мафии меняются, и я не могу сказать, в какую сторону лягут карты. Пока нет.

Но если дочь дона Фаско мертва, значит, опасность витает в воздухе.

Рокко прослеживает за моим взглядом. — Все еще тоскуешь?

— Отвали, — рявкаю я. Никого нет достаточно близко, чтобы услышать низкий смех Рокко. Он единственный, кому я позволил бы выйти сухим из воды.

— Как поживает наша маленькая наследница?

Его тон слегка презрительный, когда мы идем в ногу, покидая Внутренний Двор, чтобы направиться в обеденный зал. Преподаватели настаивают на том, чтобы мы соблюдали распорядок дня.

Мы могли убивать друг друга четыре часа, но в пять? Сядьте на свою задницу и ужинайте вместе, как цивилизованные люди.

— Не недооценивай ее, — предупреждаю я его, бормоча под нос. Кэт не смотрит на меня, когда мы проходим мимо, она полностью сосредоточена на том, что говорит ей ее правая рука. — Все наследники опасны, Рокко.

И женщина, вонзающая кинжалы мне в спину, вполне может быть самой опасной из всех.

Глава четвертая. Катарина

— Он пялится на тебя. — Голос Дома звучит на грани насилия, и я скрещиваю руки на груди, чтобы не ударить его по лицу, совсем как в детстве. — Катись к черту со всем этим дерьмом, Доменико. Есть что сказать полезного?

Дом наклоняет голову, но его челюсть все еще дрожит, когда он загораживает меня от Данте. Просто чтобы подразнить его, я делаю шаг вправо. Его ноздри раздуваются. — Кэт.

Смягчаясь, я закатываю глаза. — Беспокоишься, что я упаду в обморок от ощущения его взгляда на себе? Я думаю, мы в безопасности.

Дом опускает взгляд на мою шею. — Ты уверена в этом?

Я подхожу на шаг ближе. — Ты не должен читать мне лекцию о моем выборе, Доменико. Ты хочешь быть моим силовиком? Трать меньше времени на то, чтобы строить мне гребаные щенячьи глазки, и больше времени на то, что важно.

Его глаза закрываются. — Прекрасно. Николетту Фаско нашли мертвой. Зарезанной. Это было жестоко.

Его резкая смена темы заставляет мои мысли спотыкаться друг о друга, пытаясь уложить информацию в голове. — Ублюдок.

Мои мысли мгновенно переключаются на Маттео, но я отбрасываю их. Никто из нас не охотится за женщинами или детьми.

Это почти святое. Есть только одно исключение, и оно, черт возьми, точно не было застенчивой девушкой, которая проводила большую часть своего времени, уткнувшись в книгу. Нет, единственное исключение из Cosa Nostra, пяти преступных семей мафиозной Америки... это я.

Какая везучая сучка.

Но слова моего отца, сказанные во время нашего разговора ранее, всплывают в моей голове, и я хмурюсь. Совпадение… Я не могу игнорировать такую возможность, какой бы неприятной она ни была.

Я не очень хорошо знала Николетту, поскольку она находилась под надежной защитой отца и брата. Но за эти годы мы встречались несколько раз на заранее организованных мероприятия Cosa Nostra, и она всегда была милой.

Последнее, что я думала, что когда-либо скажу о Фаско. — Я не видела здесь Джованни.

Дом качает головой. — Ходят слухи, что он собирается сжечь всю гребаную страну дотла. Они бросили на это все, что у них есть. Он уехал сегодня утром.

Могу себе представить. Из нас пятерых, составляющих наследников, Джио, без сомнения, самый безрассудный. Стефан, вероятно, мог бы побороться с ним за это звание, но он слишком тихий, чтобы по-настоящему закрепить за собой титул.

— Мне это не нравится, — говорю я тихо, и