Держаться за звезды - Анна Есина

вниз оказались следствием действительности. Яна почувствовала себя подвешенной в воздухе. Две пары рук удерживали её тело на весу. Одна - скользкая от пота, костлявая, с обгрызенными ногтями, неровные края которых царапали нагую кожу, − впилась в плечи мёртвой хваткой. Другая - жаркая, короткопалая настолько, что кончики пальцев едва сходились вокруг тщедушных лодыжек, и цепкая, будто бульдожья пасть, − держала ноги. Яну куда-то волокли. В молчании, нарушаемом тяжёлым сопением. Она предприняла новую попытку пошевелиться, поняла, что зря уповает на чудо, и мысленно поёжилась от холода. Что бы с ней не проделывали женщины, ей это заочно не нравилось. Тело зудело зверски, словно утыканное иглами разной величины. И та шуршащая ткань, в которую они её обернули, липла к коже, дополняя километровый список испытываемых неудобств.

  Наконец под спиной оказалась ровная поверхность. Исчезло давление пальцев. Холод, сковывающий чресла в кольце своих объятий, не отступил, но будто бы сделался мягче. Где-то над головой раздался хлопок, вроде того, с каким закрываются дверцы автомобиля. Сытое урчание двигателя подтвердило эти догадки. Её действительно решили перевезти куда-то на машине. Впрочем, о каких сомнениях и догадках может идти речь? Яна знала, куда и зачем её везут. И если уж ей суждено лежать в наспех вырытой могиле в самом сердце дремучего леса, к чему притворство? Ей страшно, по-настоящему боязно от открывшихся перспектив, но что-то изменить она не в силах. Раньше надо было действовать. А сейчас поздно.

  И ведь она пробовала, боролась, однажды сбежала, но делала это, как говорят, в пол ноги, без должной самоотдачи. Потому что по наивности своей верила этим людям, их словам, считала себя опасной, неуправляемой. Они сумели внушить ей, что она уродка, что ей не выжить в этом не приемлющем магию мире в одиночку. Что она нуждается в них, в их опеке, их заботе, их уходе.

  Живо вспомнилась одна из первых встреч с мужем. Она уже стала пленницей своего тела, тех талантов, что возникли столь внезапно, прожила неделю в отчем доме Лёни, ещё не хлебнула полную чарку свекровьего гостеприимства, но познакомилась с её буйным нравом.

  В тот первый год он встречал жену с улыбкой, всегда целовал, брал за руки, усаживал рядом. Зорко следил за тем, что она кушает и в достаточных ли количествах. В присутствии Риммы Борисовны они почти не разговаривали, но стоило ей выти, Яна вскакивала с места и падала на колени перед мужем. Молила его одуматься, пересмотреть своё решение, позволить ей вернуться к нему. Она уверяла, что справляется, что уже научилась контролировать себя, но ему этого было недостаточно. Он не хотел видеть подле себя чудовище, о чём открыто заявлял, нарочно называя её теми словами, которых она вовсе не заслуживала. Монстр. Ведьма. Разве причинила она вред хоть одному человеку или другому живому существу? Разве не боялась самою себя до одури? Разве не мечтала избавиться от этих непрошенных талантов? Какой ей прок от снега, который выпадает по мановению руки? Или дождя, или огня, преследующего её во сне и наяву, обжигающего, но не причиняющего боли?

  Доводы разума никто не желал воспринимать. Временами Яне казалось, будто они считают, что она из упрямства не хочет прекратить всё это, будто ей нравится быть особенной, словно иметь внутри себя бомбу с часовым механизмом, готовую сдетонировать в любой момент - предел мечтаний каждого.

  Ехали долго. Ровная асфальтированная дорога закончилась, и на смену ей пришли ямки, кочки и ухабы просёлочной колеи. Камни барабанили по днищу автомобиля, задавая некий ритм. От безделья Яна принялась считать повороты, запоминая путь, но очень быстро сбилась и бросила эту бесполезную затею. Если она мертва, обратно ей не вернуться.

  Остановились. Мотор не заглох, а продолжил убаюкивающе ворчать. Рывком тронулись вперёд, вновь замерли, теперь уже окончательно. Пугающая тишина обрушилась девушке на голову. Она длилась бесконечно, тугая, словно отрез каучука, прочная, словно армированная сталь, и страшная, будто дуло заряженного пистолета, приставленного к виску.

  Эта пытка неизвестностью убивала то, что ещё оставалось живым в ней. Почему они медлят, спросила она саму себя и тут же нашла ответ. Выкопать могилу в лесу вовсе не пустяковое дело, тем более в ноябре, когда земля промёрзла на добрый десяток сантиметров. А взяли ли они с собой что-нибудь помимо лопаты? Лом, скажем. И сумеют ли вообще с этим справиться? Яна начала сомневаться.

  И напрасно. Дверца, что находилась над головой (отнюдь не сразу, но девушка всё же сообразила, что прибыла в чащобу в багажнике), поднялась и чьи-то крепкие, хотя и недостаточно сильные для подобных вещей, руки подлезли под шею и колени. Вытащили из машины. Пронесли несколько метров. Послышалось напряжённое сопение, затем ругательство, и тело шмякнулось прямо в снег.

  − Следы! Следы же останутся! - громко воскликнула Римма Борисовна. И в голосе её звучал страх, а не презрение и ярость, к которым Яна привыкла.

  − Захлопни пасть! - велела "любящая" дочь, и диалог завершился, едва начавшись.

  Яну более не пытались поднять, а поволокли по глубокому снегу, попеременно берясь то за ноги, то за волосы (руки её были - вот уж каламбур - намертво примотаны к туловищу плотными слоями полиэтилена), прямо к месту захоронения. Окоченев за время ожидания развязки событий, девушка почти не чувствовала боли. Всё, чего ей в тот момент хотелось, это забыться. Или выбраться поскорее из бездыханного тела и улететь прочь. Вернуться туда, где она была счастлива - в родительский дом. Вдохнуть его родной запах, успокоиться, отогреться и обдумать, чем она теперь является. Как будет дальше жить? И главное, ради чего? Впрочем, если ей позволят свободно перемещаться, первым делом она отправиться в квартиру Лёни, чтобы повидать сына. Да, именно этого она жаждала всей душой. Хоть одним глазком взглянуть на своего малыша.

  Её спихнули в яму ногой. Словно мусор. Словно бродячую псину, что имела наглость издохнуть у ворот их дома. И закидали землёй. Без прощальных речей. Без извинений за те злодеяния, что шрамами исчертили её сердце. Без сожаления. Бездушно. Бесчеловечно. Разве этого она заслуживала? Самый жестокий преступник, убийца, на счету которого множество загубленных душ, вправе рассчитывать на достойный уход из жизни, но только не она. Нет, только не та, что запятнала их имя, принеся в этот мир нечто, всеми отрицаемое. Магии нет. Это против законов природы. Это внушила нам наука.

  Впервые за сегодняшний день Яна заплакала. И пусть слёзы никогда не проступят на щеках, от мысли о том, что она ещё может