Держаться за звезды - Анна Есина

что-то чувствовать, становилось теплее на сердце. Но что это? Защипало в уголках глаз. Едкий кислый запах коснулся ноздрей, щекоча их изнутри. Яна чихнула и до смерти испугалась этого тихого, но такого живого звука. Попробовала вдохнуть, чуть приоткрыла губы, чтобы не провоцировать новый приступ аллергии. Лёгкие наполнились воздухом, тяжёлым и маслянистым на вкус. Боясь жестоко обмануться в своих ощущениях, она пошевелила пальцами на руках и ногах, и те подчинились. Зашуршал полиэтилен.

  Она быстро прикинула, сколь глубоко под землёй находится, и пришла к выводу, что выбираться надо немедля. Неизвестно, на какое время ей хватит кислорода - минута-две, а, может, и меньше. Плотная плёнка сопротивлялась давлению ногтей. Яна стала извиваться, дёргала руками и ногами, изгибалась, силясь растянуть путы, и всем телом ощущала давление, какое оказывала наваленная сверху земля. Паниковать она себе запретила, хотя в мысли то и дело проскальзывал хмурый лучик опасений. Её похоронили заживо. И если сплоховать, их затея возымеет успех.

  И вот лопнул полиэтилен. На месте маленькой дырочки ту же появилась большая, в которую с лёгкостью пролазила ладонь. Яна освободила и вторую руку, затем сорвала материал с груди и лица и стала рыть. Пальцами вонзалась в землю, отбрасывая её в сторону, высвобождая место для головы, зная, что путь к спасению наверху, что осталось совсем немного. Ей удалось привстать, потом сесть. В груди кололо, будто после долгого бега, но времени на то, чтобы пожалеть себя или хотя бы обратить на это внимание, не было. Руки без устали черпали комья сырой земли. Ещё самую малость.

  Она сделала это! Кончики пальцев первыми обнаружили пьянящую прохладу воздуха, что ждал её на поверхности. Яна не поняла, как это случилось, но она целиком оказалась снаружи, будто кто-то вытолкнул её, подставил плечи, на которые она смогла опереться, чтобы взобраться вверх. Она поползла вперёд, не разбирая дороги. Позади шлейфом волочился полиэтилен, так и не содранный с ног. Преследует её. Неважно. В данный момент её волновал лишь морозный лесной воздух, в котором смешались запахи хвои, смолы, прелой травы и палой берёзовой листвы. Жадно глотая его, Яна думала о том, что не вкушала ничего прекраснее, ароматнее и ярче. Её не беспокоил холод, потому как столь кстати явился на выручку угнетающий внутренний жар. Кости прогрелись изнутри, одеревеневшие мышцы пришли в тонус. Кисти рук окутало ровное жёлто-зелёное пламя, и девушка осторожно прижала их к щекам. Огонь согревал, лаская кожу, словно ладонь чуткого любовника.

  Она расположилась у могучего ствола сосны, прижалась к нему спиной и подобрала под себя ноги. Сейчас ей необходимо согреться, а что будет после? Сумеет ли она выбраться из леса, когда вокруг не видно ни зги? И ночь совершенно безлунная. Чёрная гладь неба над головой, белоснежное покрывало снега под ногами, а между ними неприступная стена деревьев. Вновь взаперти, но на сей раз она не в крошечной комнате, каждый миллиметр которой изучила досконально, а в лесной глуши, вполне возможно, настроенной враждебно. И что делать? Вспоминать, как ориентироваться на открытой местности, конечно! Было в её голове что-то о звёздах, растущем по направлению к северу мхе и стрелках наручных часов, но применить эти поверхностные знания на практике ей придётся впервые.

  Огонь помог ей снова. Маленький, словно мотылёк, язычок пламени отделился от руки и упорхнул за спину. Яна не придала этому значения. Тогда ещё один пламенеющий озорник спорхнул с ладони, описал круг перед глазами и юркнул за дерево, как бы предлагая поиграть.

  Девушка обернулась через плечо и увидела, как эти двое резвятся в метре над землёй, то приближаясь к ней, то удаляясь.

  Они действительно знали, в какой стороне выход.

  ***

  В салоне авто играла музыка. Слепящими белыми, жёлтыми и зелёными огоньками горели лампочки на приборной панели. Скорость была незначительной - 70 километров в час, которые чувствовались вдвое больше на этой заснеженной сельской дороге, гладкой, подобно зеркалу. Яркий свет фар выхватывал теснившиеся у обочины кривые скелеты деревьев, воздевших ветви к угольно-чёрному небу. Ночь была тёмной, беззвёздной и безлунной, что настраивало на мистический лад. Путь лежал по пустынной местности, позади и далеко впереди, там, где сужается до состояния узенькой полоски горизонт, сплошной стеной выступал лес. Берёзы, ели, сосны, а перед ними, точно младший брат, выстроился кустарник, окутанный шарфом упругого снега.

  Слава сидел за рулём, наблюдал за дорогой, прямой, как стрела, и в той же степени опасной. Участки крутых спусков перемежались в ней с лихими подъёмами, стоит ослабить бдительность, и на краю проезжей части станет на один венок больше. Вон их сколько встречается на пути!

  Да, загостился он у родителей. Ведь обещал себе, что заглянет всего на пару часов, передаст лекарства, справится о здоровье, выслушает сетования матушки на предмет того, как он исхудал вдали от отчего дома, подсобит, если потребуется, и отправится восвояси. Но вышло иначе. Слава стал не единственным гостем в их деревенской усадьбе (так любила называть их просторный одноэтажный бревенчатый дом с шестью комнатами, крытой верандой и удобствами во дворе, построенный мужем, маменька). Из соседнего села пожаловала старшая сестрица вместе с оравой разновозрастных ребятишек, каждый из которых счёл своим долгом прокатиться верхом на дядином загривке (вспоминая об этом, Слава улыбнулся и нехотя потёр рукой противно ноющую шею). Ближе к обеду приехал брат из райцентра. На новенькой, сверкающей лаковыми поверхностями машине, с миловидной девицей под руку, которую он представлял всем не иначе как будущей женой. Устроили грандиозный пир по случаю сбора всей семьи Григоренко, созвали соседей, кумовьёв, друзей. В общем, погуляли на славу. Вот только утром Славе надо было непременно появиться на работе, поэтому, не смотря на материнские уговоры и просьбы, он среди ночи пустился в обратный путь, пообещав, что будет предельно собран и внимателен и без происшествий воротится в стены своей съёмной городской квартиры, а оттуда первым делом позвонит родителям.

  Пальцы барабанили по рулю в такт басам, мягко льющимся и динамиков. Музыку Слава любил, она была частью его жизни, частью его самого, его души, которая в прошлом - до того, как поселиться в его теле, - существовала в одном из музыкальных инструментов. Наверняка в бас-гитаре. Да, ему нравилась эта мысль.

  Трек на плеере сменился. Слава блаженно улыбнулся, хорошая песня, и негромко начал подпевать, пропуская каждую строчку куплета через себя, давая свободу ассоциативному мышлению, заново переживая впечатления от первого прослушивания песни, ясно вспоминая тот день, когда услышал её.

  Я в полусне в ожидании рейса,