Шефы. Битва за любовь - Галина Милоградская

— А знаешь, — оборачиваюсь, держа в руках нож, которым собралась вскрывать устриц, — это не твоё дело!

— Конечно, не моё! — он тоже оборачивается, тоже с ножом, правда, побольше. — Меня вообще твоя половая жизнь не волнует!

— Вот и не волнуйся!

— Я и не волнуюсь!

Замолкаем, тяжело дыша. Смотрим друг на друга, не замечая, что наставили ножи.

— А у вас тут весело, — замечает Ефим, входя в кухню с коробкой.

— Развлекаемся как можем, — отвечаю угрюмо. — Привет.

— Будете взвешивать, шеф? — Ефим ставит коробку на табуретку.

— Буду! — огрызается Рома, доставая весы.

Неделя проходит, как в аду. Если бы не уход Сёмы, я бы вообще взвыла, а так хотя бы возвращаюсь в пустую квартиру и просто падаю на диван. С Ромой почти не разговариваем, или говорим только по делу. Не знаю, насколько очевидна наша взаимная неприязнь, но к концу рабочей недели Лена говорит:

— Слушай, ты бы сбавила обороты. Он, вроде как, неплохой повар, пора смириться, что занял твоё место.

Да я об этом меньше всего думаю! Но каждый раз, когда он на меня смотрит, представляю, как протыкаю вилкой глаз. Ещё и Михаил, решив сплотить наш дружный коллектив, заявляет, что впереди у нас корпоратив. День рождения ресторана, который каждый год празднуем. У меня совсем из головы вылетело. Обычно мы едем в лес на базу, где на небольшой территории стоят уютные домики, и обычно я радовалась этим вылазкам, как возможности расслабиться и хорошенько оторваться. Теперь же… Да почему, собственно говоря, я не должна радоваться и теперь? Что изменилось? Достаточно просто не пересекаться с Ромой.

Но Михаил, по велению левой пятки, не иначе, вдруг решил разнообразить наш досуг и перед базой заказал квест. Форма одежды у всех походная, в сумках-холодильниках маринуется мясо и охлаждается алкоголь, поэтому энтузиазма инициатива не взывала, но с начальством спорить себе дороже.

Нас привозят в замок, где в подвале оборудовали что-то вроде средневековой камеры пыток, из которой нужно выбраться за час. Для меня же весь квест превратился в сплошную пытку, потому что в узких каменных коридорах слишком мало места, и я буквально чувствую, как Рома дышит в спину. Виена, которая идёт впереди, вдруг взвизгивает — что-то нашла. Все вместе мы собираемся в крохотном зале перед железной решеткой, за которой виднеется ключ.

— Надо принести жертву, — говорил Паша, читая какой-то древний манускрипт. — Кто пойдёт?

— Я! — тут же вызываюсь. Лучше в шкафу посижу до конца квеста. Никто не возражает — все уже прониклись азартом. Меня запихивают в железный шкаф, закрывают дверь. А что, тут даже комфортно, есть где развернуться. Жаль, телефоны пришлось на входе оставить, я бы почитала пока.

— Её веса слишком мало, — расстроенно тянет Виена. Шкаф должен опуститься на плиту и открыть дверь в камеру.

— Роман, помогай команде, — басит Михаил. Нет-нет, только не это! Откажись, ну! Но никто не хочет занимать его место, народ разыгрался. Не дожидаясь отказа, Рому впихивают в шкаф, дверь с лязгом захлопывается, что-то громко скрипит, народ весело кричит. Им весело, а меня вдавило в стену весом Ромы, так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он прижимается всем телом, раздражённо шиплю:

— Не лапай меня!

— Если бы мог, так бы и сделал, — шипит он в ответ. Дыхание шевелит волосы у моего виска. Его руки вытянуты по обе стороны от моих бёдер, выражение лица в кромешной темноте не разглядеть. Зато остальные органы чувств активируются на максимум: аромат его туалетной воды заполняет пространство, кожа начинает полыхать, слух улавливает каждый выдох и вдох. Моя грудь плотно прижимается к его, чувствую слабый запах пота, слишком приятный.

— Ты слишком громко дышишь. Возбудилась? — шепчет на ухо. Хорошо, что он не видит, как моя кожа покрывается мурашками.

— За себя говоришь? Думаешь, я не чувствую?

Торжествующе улыбаюсь, потому что его член упирается в мой живот, и в чьих-то штанах уже стало ощутимо теснее. Пытаюсь отодвинуться, но он шикает:

— Не ёрзай!

— А то что? Проткнёшь своим копьём? Или на кол насадишь?

— Эля… — тянет с угрозой. Голоса за дверью стихли, мы одни, в темноте, прижатые друг к другу так, что не шелохнуться. Я сглатываю, но получается слишком громко. Губы печёт.

— Отодвинься.

— Мне некуда.

— Тогда перестань об меня тереться.

— Я не трусь! — раздражённо выдыхает Рома. — Это ты трёшься!

— Знаешь, что! — задыхаюсь от возмущения. Темнота и невозможность увидеть его глаза делают своё чёрное дело — заставляют потерять бдительность, иначе я ни за что бы не позволила ему себя поцеловать. Он сплетает наши языки слишком грязно и пошло, буквально теряю рассудок, впиваюсь в его запястья, беззвучно умоляя остановиться и одновременно не останавливаться. Только лязг двери заставляет оторваться друг от друга. Свет в подземелье слабый, но всё равно заставляет зажмуриться. Оттолкнув Рому от себя, я едва сдерживаюсь, чтобы демонстративно не вытереть рот.

— Мы победили! — торжественно объявляет Виена.

— Никогда так больше не делайте, оказывается, у меня клаустрофобия, — ворчу, тяжело дыша. Рома молча отходит в угол камеры. Уже в микроавтобусе, когда все с шумом делятся впечатлениями, он перегибается через сиденье — сел за моей спиной — и говорит:

— Это ничего не значит.

Моя бровь ползёт вверх. Пользуясь тем, что все слишком увлечены разговором, поворачиваюсь, смотрю в глаза, отвечаю:

— Конечно не значит. Ты же не думал, что я тут же потеку и прыгну в твою постель.

Отворачиваюсь, мурашки щекочут кожу от его шепота:

— Спорим, ты до сих пор мокрая?

— Я не буду с тобой ни о чём спорить, — цежу, глядя в окно. — Не приближайся ко мне, сделай милость.

— И не подумаю. Сама прибежишь.

Глава 8

Роман

Эля меня избегает. За весь вечер ни разу не подошла, не взглянула в мою сторону. Я решил сбавить обороты, резко встал на ручник, пусть расслабится. Смотрю, как у неё начинают блестеть глаза и не замечаю, как Михаил постоянно подливает мне какую-то местную гремучую смесь. Сладкая настойка из лесных ягод больше подходит для девочек, и пьётся легко. Когда Виена подскакивает и зовёт танцевать, пытаюсь встать, а ноги не слушаются. Кости как будто чугунными стали, хотя голова ясная. Ничего не понимаю — все остальные пляшут на площадке перед мангалом, а я пошевелиться не могу.

— Скоро до головы дойдёт, — коварно улыбается Эля, не пойми, когда и как появившаяся за спиной. Она что-то пила, но вот