Прекрасная толстушка. Книга 2 - Юрий Перов

Потом он велел мне сесть на корточки.

— Как? — не поняла я.

— Как будто мочишься в кустах у дороги, — усмехнулся моей непонятливости он.

— Лицом к вам?

— Сперва лицом, потом боком, потом спиной… Не бойся, я долго не буду, ноги не затекут…

— А я и не боюсь, — неверным голосом ответила я. Меня начинала бить мелкая дрожь…

— А мне кажется, немножко побаиваешься… Ты раньше-то позировала?

— Да, Илье. Но это уже было после…

— После того как вы переспали?

— Да.

— Это не интересно. Не тот накал! Не та энергетика! Первый раз надо до. Только тогда видишь истину! Истина в желании. Ну все, вставай и подойди ко мне. Ты щекотки боишься?

— Нет, а впрочем, не знаю. А почему вы спрашиваете?

— Я сейчас буду тебя щупать.

У меня округлились глаза.

— Да ты не бойся, я чисто профессионально.

— А я и не боюсь, — сказала я и с замирающим сердцем шагнула к нему.

Он поставил свой планшет на пол и положил обе руки мне на бедра, там где кончалась талия. Я невольно вздрогнула всем телом.

— Да не дергайся ты! — проворчал он. — Я же должен тебя почувствовать, узнать, как у тебя там внутри все устроено… Где косточки проходят, где они крепятся…

Приговаривая таким образом, он скользил своими могучими руками по моему телу. Он ни в коем случае не ласкал меня, не гладил, — он знакомился с моим телом, пытался увидеть его на ощупь, как слепой. Прощупывал его, действительно, будто доставая, будто прикасаясь к косточкам… Местами он крепко мял его и словно лепил, как воск, а я под его огненными, такими чуткими и умными руками таяла как воск. Потом он мне велел лечь на диван.

— Зачем? — спросила я.

— Чтобы твои мышцы на ногах, на пояснице и на спине расслабились…

— А художник должен хотеть свою модель, когда работает? — спросила я прерывающимся голосом.

— А как же! — воскликнул он. — Еще как! И чем больше хочет, тем гениальнее будет произведение. Все изобразительное искусство — это воплощенная эротика.

— А «Черный квадрат» Малевича? — спросила я, чтобы, закрыв глаза, не сжать бедра и не застонать под его руками.

— «Черный квадрат» — это просто крик души! Весенний рев марала, призывающего самку! Это мольба о любви, которой нет.

— А модель должна хотеть художника? — спросила я, уже сама не соображая, что говорю.

— Лучше чтоб хотела. Только так раскрывается ее суть. А ты хочешь? — спросил он, положив руку на внутреннюю поверхность моего расслабленного изо всех сил бедра. И, не дожидаясь моего ответа, скользнул рукой туда, где я давно уже истекала желанием.

— Хочешь — хрипло сказал он и потянулся губами к моим коленям…

4

Он ушел рано утром, даже не позавтракав. Только выпил большую чашку кофе. Все свои эскизы он, к моему огромному сожалению, унес с собой. Они мне так нравились!

Больше я ему не позировала.

Через несколько лет он уехал в Америку, где живет и до сих пор, приезжая и подолгу работая в России. В некоторых работах я узнаю свои черты. Но полностью он меня еще не вылепил… Я жду. Мы с ним друзья, правда, не очень близкие. Изредка он мне звонит и просит сохранять себя для его будущей гениальной скульптуры, которая, как он говорит, должна примирить и правых и левых, и черных и белых, и богатых и бедных, и старых и молодых.

Автором письма, подтолкнувшего меня к этим воспоминаниям, он, конечно же, не был. При его нетерпении он не стал бы ждать так долго и давно бы уже украл меня.

Но сладким ежиком я его, помнится, называла. Он еще смеялся и спрашивал:

— Что же во мне, круглом, ты нашла колючее?

— Глаза, — отвечала я.