Рапунцель в волчьей стае - Любовь Сергеевна Черникова

— Законы стаи суровы, они уходят корнями в древность, когда жестокость считалась нормой, а великодушие принимали за слабость. Бергманы помешались на соблюдении древнего кодекса, возвели это в абсолют. И, похоже, не смогли подстроиться под новую реальность. Цивилизация навела на них внешний лоск, но жестокость по прежнему в их крови. Они считают, что так чтят духов предков и древние традиции, в то время, как остальные кланы об этом забыли. Отцы жестко наказывают сыновей, обучая дисциплине. Альфа держит в страхе членов стаи, добиваясь тотального подчинения… Так повелось издревле.

Я замотала головой и торопливо заговорила:

— Я жила у Сибирских. Там все совершенно по другому устроено. Альфу уважают безо всякой жестокости. У него прекрасные сыновья, и даже Никодим, хоть он и сноб. А мой Ярослав… — Сердце тоскливо екнуло, стоило заговорить о любимом, и горло тут же сжалось. Пришлось замолчать и справиться с эмоциями. Когда я снова смогла говорить, то задала главный вопрос, который так и напрашивался все это время: — Неужели вас устраивает такой кошмарный…альфа? Вот вы, например. Почему вы не уйдете?

Во взгляде волчицы я увидела боль, прежде, чем она торопливо отвела глаза.

— Оборотни не могут свободно выбирать, Вера. Или ты в стае, или изгой. Редко, кто способен выживать одиночкой. Стаи неохотно принимают перебежчиков. А я всего лишь обычная каппа, простой член стаи без каких-либо привилегий. Я просто живу, как умею, и подчиняюсь альфе, какой бы он ни был…

Значит, просто отвернуться и уйти от Бергмана его волки не могут. Печально…

— А как у вас смена власти происходит? Ну, если не от отца к сыну? Бывают же, наверное, какие-то выборы?

— Выборы?! — волчица расхохоталась. — Какие у еще выборы, Вера? Не знаю, как в других стаях, а у Бергманов отец правит, пока не потеряет зубы, а его волчонок, напитанный материнской силой вилы, не отрастить клыки, достаточно острые, чтобы перекусить ему хребет. Вот тебе и все выборы.

Я моргнула, не понимая, это она в прямом смысле или в переносном. Если в прямом, не хотела бы я иметь ничего общего с этой ужасной семейкой. И вообще, странно, что при таком раскладе Бергман так расстроился из-за наследника.

— Инга, а у моего отца есть наследники?

— Ты единственная.

— Выходит, моему отцу повезло, у него только беззубая дочь? — пошутила я.

— Не совсем так. Без наследника долго власть не удержать. Особенно в нашей стае. Хотя и сейчас мало кто отважится бросить нашему вожаку вызов.

— Выходит Эрику Бергману никто никогда не бросал вызов?

— Почему же? Пытались. Вот только рискнувшие уже на том свете… Уточняю, далеко не всегда в результате честного поединка. Пусть у альфы и нет теперь столько власти в стае, как прежде, но все еще предостаточно влияния, жестокости и денег. Не думаю, что найдется хоть один сумасшедший, который решится бросить ему вызов в ближайшее время…

Я плюхнулась в кресло, закрыв лицо руками. Гос-с-споди… Неужели во мне течет звериная кровь этого ненормального?!

Не до конца сформировавшаяся догадка молнией мелькнула в сознании.

— Подожди… — встрепенулась я. — Что значит «нет уже столько власти в стае»?

Инга замешкалась, прежде, чем ответить. С опаской покосилась на дверь, и только потом тихонько сказала:

— Без жены альфа стал сдавать. Говорят, умирая, Аста прокляла его. А предсмертное проклятье вилы — страшная вещь.

Я нервно усмехнулась и пошутила:

— Спасибо. Теперь я знаю, что делать, если надумаю помереть раньше времени…

Глава 49

Вибрация мобильного прервала нашу беседу. Волчица быстро прочитала сообщение и, кивнув мне, поспешила покинуть мою комнату.

Уставившись в окно невидящим взглядом, я пыталась переварить все услышанное, и вот какой вывод напрашивался: папочка своей жестокостью пытался сохранить власть.

Рада рассказывала, что ее отец мысленно может давать команды каждому члену стаи. Это называется власть вожака, вроде бы. Уверена, ее Эрик Бергман и потерял, а теперь стремится вернуть.

Инга не сказала, что ему от меня нужно, но я и сама догадалась. И эта догадка заставила все мое существо вздрогнуть, замерев на несколько долгих секунд…

Я — единственная наследница Эрика Бергмана, и у меня есть такая нужная ему сила вил! Точнее, была. Но отрезав и перекрасив волосы, я, похоже, ее действительно заблокировала.

Руки беспомощно упали на колени. Острое, как нож, осознание проникло в мое сердце — отец не отпустит меня никогда! И маму не отпустит, потому что только так он сможет вернуть себе почти утраченную власть и остаться альфой.

Не знаю, сколько времени я просидела вот так: замерев от шока и уставившись в одну точку. Может, час, а может даже два. Но дверь снова распахнулась, и на пороге комнаты появился сердитый отец.

Я встретила его равнодушным, пустым взглядом. Вот он: мерзкий, жестокий, отвратительный мне до глубины души. И… теряющий силу тиран.

По сложившейся традиции Эрик Бергман какое-то время прожигал меня недовольным взглядом, а затем его щека нервно дернулась:

— Сегодня утром я был на Совете и встретил там Ярослава Сибирского.

Услышав такое родное мне имя, я вся подобралась. Но тут же волнение заставило мое сердце ухнуть в бездну: если они сегодня виделись, значит Яр уже в Питере! Так близко и одновременно так далеко…

Отец усмехнулся, сделав шаг ко мне. Похоже, он читал меня, как открытую книгу.

— Этот наглец заявил на тебя права. Представляешь?

Он что, делает вид, что мы непринужденно беседуем? Маньяк!

Неспешно меряя шагами комнату, Отец нервировал меня до мурашек. Неимоверным усилием воли я заставила себя держать рот на замке, боясь, что могу причинить Яру вред любым неосторожно сказанным словом.

— Он заявил, что ты его истинная пара, и я обязан отдать тебя ему. Даже нарыл какой-то подходящий пункт в древнем кодексе.

Отец замолчал, всматриваясь в непроглядную темноту за окном. Это молчание становилось невыносимым!

— Все так, — сказала я ему в тон. — Мы любим друг друга. Ярослав станет мне хорошим мужем. А тебе не придется воевать с Сибирскими. А хорошо было бы породниться с сильной стаей, так вовремя?

Я попыталась ударить по болевым точкам и показать отцу, что он просчитался, решив, что может безнаказанно вершить чужие судьбы.

Эрик Бергман громко