Десять причин никогда не быть с тобой - Мира Ризман

совершенно не чувствовал магии. Ни следа защитного заклятья или простого бытового. Если бы он никогда не был здесь прежде, то решил бы, что попал в заброшенный старый замок. Пустой и всеми забытый.

Добравшись до верхних этажей, Маркус направился к спальне матери. Дверь была не заперта. Внутри его встретила всё та же неживая обстановка. Идеально убранная кровать, кресло, развёрнутое к окну, одинокий шкаф, тулящийся в углу, мёртвый вычищенный очаг, и то самое зеркало в старинной оправе. Маркус подошёл к нему ближе, рассматривая странный узор из символов и как будто бы знакомых рун. Оно выглядело таинственным, но при этом вполне обычным. Маркус видел отражение противоположный стены, а, подойдя ближе, с минуту смотрел на самого себя. Он даже провёл пальцем по зеркальной глади, оставляя чуть заметный след. И ничего.

Задумавшись, Маркус присел у каминной решётки. Вытащив из кармана приготовленную ветошь, он прищёлкнул пальцами, вызывая магическую искру. Ветошь тут же вспыхнула и быстро занялась.

«Саларс!» — позвал Маркус, и саламандра тут же откликнулась. Её огненная мордочка появилась в пламени. Саларс внимательно огляделась. Её цепкий взгляд сразу же остановился на зеркале. Она долго и пристально его изучала, прежде чем вынесла вердикт:

«Я чувствую отголоски тьмы».

«Демоны?» — предположил Маркус, но саламандра покачала горящей головой:

«Что-то другое… очень древнее. Мне самой не доводилось такое встречать, но… память пламени помнит».

«Что ж, раз это что-то тёмное, значит, открывается кровью», — хмыкнул Маркус и вновь подошёл к зеркалу. Внимательно оглядев оправу, он заметил несколько остроконечных завитков. Маркус коснулся одного из них, и вязкое тошнотворное ощущение отозвалось в его теле, будто предупреждение. Однако оно его не остановило. Он, полоснув острым краем по пальцу, рассёк небольшую царапину. На металл упали первые капли крови, зеркальная гладь чуть помутнела, но в следующую секунду Маркуса отбросило в другой конец комнаты.

— Почему? — Он повернулся к Саларс и только затем поднялся.

«Не знаю… — Она была озадачена не меньше. — Поднеси меня ближе».

Маркус отправил к саламандре магический шар, и та, забравшись на него, подплыла к зеркалу. Зеркальная гладь стремительно стала темнеть, а внутри неё что-то зашевелилось. Саларс подлетела почти вплотную, продолжая всматриваться в клубящуюся темноту. Но стоило одной из искр её пламени случайно коснуться оправы, шар с треском лопнул, а саламандру снесло обратно к камину.

«Ты в порядке?» — Маркус подбежал к ней.

Огонь саламандры стал совсем слабым и тусклым, словно у догорающего уголька. Маркус вытащил из кармана ещё немного ветоши и поджёг её, после чего отправил разгорающуюся ткань к Саларс. Оказавшись в родной стихии, саламандра стала понемногу приходить в себя. Огненная кожа начала медленно разгораться, светлея и пульсируя. В то время как зеркало вновь вернуло себе обычный вид, словно ничего только что не происходило. Кожа Саларс, наконец, заискрилась, и её голос вновь ворвался в сознание Маркуса:

«На нём печать, — сообщила она, кидая горестный взгляд на зеркало. — Оплаченная жизнью».

— Жизнью?.. — Сердце Маркуса застыло в груди. Матушка? Но зачем!!!

«Больше я ничего сказать не могу, — печально сообщила Саларс. — Разве что подтвердить уже очевидное. Эта вещь вышла из Тёмных чертогов».

Всё внутри Маркуса болезненно сжалось, однако вместо печали в нём росла решимость:

«Тогда эту гадость стоит туда и вернуть!»

«В Тёмный чертог не попасть тому, кого коснулась божественная искра. Боюсь, тут мы бессильны», — скорбно закончила Саларс, и её пламя затрепетало, собираясь вот-вот погаснуть.

— Но мы не можем просто оставить зеркало здесь! Оно слишком опасно! — не отступал Маркус. Он хотел как можно быстрее избавиться от этой вещи. Лучше всего разбить и разбросать по мирам настолько крохотные осколки, чтобы те никому уже могли никому навредить!

«Тогда спрячь его», — предложила Саларс, после чего исчезла в догорающем пламени.

Маркус внял её совету. Зеркало переехало в самый дальний закуток огромного подвала Дома Пламенных Роз, где и было дополнительно запечатано сильными охранными заклинаниями. Но несмотря на все меры предосторожности, Маркус не собирался заканчивать с его изучением. Ему необходимо было выяснить истину!

* * *

Дни летели быстрее ветра, хотя каждый из них был подобен маленькому сражению. Маркус продолжал исследовать любовное зелье и, в конце концов, его эксперименты увенчались небольшим успехом. Неконтролируемая ненависть вместе с желанием разрушить и растерзать всё, что попадалось на пути, стали утихать. И хотя полностью возникающее раздражение убрать не получилось, его удалось значительно притупить. Вот только он потратил на поиск слишком много времени, и благоприятный момент был упущен. Вскоре после Долгой Ночи выяснилось, что Джэйн забеременела, и Маркус, опасаясь за её состояние, вынужден был действовать мягче. Каждый день он совсем по чуть-чуть изменял состав зелья, надеясь, что так удастся добиться более безболезненного и плавного «пробуждения».

Но если с любовным зельем какое-то решение было найдено, то со старинным зеркалом всё оказалось значительно сложнее. Сначала Маркус очень обрадовался, когда зелье оживления памяти предмета сработало. В туманных образах он смог увидеть и улыбающуюся безумной улыбкой матушку, уходящую в туманную гладь, необычно гневного Нэриэла, пытающегося сломать кованую оправу, худенькую и болезненную Илларию, со слезами на глазах гладящую острые завитки, и ещё с полсотни незнакомцев, среди которых встречались не только люди, но и представители других народов — утончённые эльфы, бородатые гномы, озорные русалки, грозные драконы, коварные вампиры, и ещё множество иных. Кто-то любовался перед необычным зеркалом, считая его просто красивым предметом роскоши, а кто-то, как Найиль, поддался влиянию, но были и те, кому хватало и одной встречи с ним, чтобы угодить в ловушку.

Маркус догадывался, что, если бы не пламя саламандр, он бы и сам вряд ли устоял. Как и всякий тёмный артефакт, зеркало очень чутко реагировало на чувства. Всякий раз, когда Маркус спускался в подвал проверить очередную идею и обновить охранные заклинания, он замечал, как меняется отражение. В дни, когда он был спокоен и умиротворён, это было самое обычное зеркало, но едва сознания касалась тревога, поверхность мутнела, а стоило разгореться азарту, как появлялся густой непроглядный дым. Порой тот бывал сизым, но хватало и толики раздражения, чтобы тот потемнел.

В конечном счёте Маркус остановился на всё том же зелье памяти предметов, которое он всячески пытался усовершенствовать. Ему надо было не только видеть, но и слышать, а ещё лучше ощущать и понимать. Спустя почти полгода, он, наконец, смог «услышать» Илларию. Зелье будто вытянуло её сознание из зеркала, и Маркус нырнул в него, как