Хулиган. Его принцесса - Эла Герс

Ксюша уехала на каникулы, он стал таким, каким был раньше, Дань. Я знаю, что это из-за приближающейся годовщины смерти его матери, но я думал, что в этот раз он лучше справится со всем этим, разу него появилась девушка, которая смогла вытащить его из хандры. Но что-то пошло не так… И не знаю, заметил ли ты, ноему снова снятся кошмары. Я слышал, как он кричал во сне, когда заходил к нему на прошлые выходные.

— Я… — сглотнув, я прижал кулак ко лбу. — Я не знал.

— Как ты мог не знать? Я не сказал тебе, потому что думал, что ты присматриваешь за ним. Так же всегда было, — а после обвинения посыпался град вопросов. — И почему ты ушел с вечеринки? Что вообще с тобой происходит последнее время? Где ты пропадаешь?

Я не мог ответить.

Мне даже самому себе было стыдно признаваться.

Я так увлекся Таней, что забыл о Лехе…

— Череп, я перезвоню тебе, — сказал я, поднимая с пола худи.

— Дань…

— Я еду к нему домой, ясно? — перебил я. — Позвони, если что-нибудь узнаешь.

— Ладно, — послышалось после колеблющейся паузы. — Ты тоже набери, если вдруг что узнаешь.

Я трусящимися пальцами нажал на кнопку сброса звонка. А потом бесконечные несколько секунд искал в телефонной книге нужный мне номер.

Прошел всего один гудок, прежде чем трубку подняли.

— Слушаю.

— Орлов пропал, — мой голос был резким и нетерпеливым. — Найди его.

— Да, Данил Денисович.

Я не попрощался, а злобно взмахнул рукой и швырнул телефон в стену. Торопливо закончив одеваться, я схватил ключи от тачки и поспешно вышел из комнаты.

Я должен был догадаться.

Должен был предугадать.

Должен был, блять, не забыть о лучшем друге.

Мое счастье всегда имело свою цену, и я должен был, блять, помнить об этом.

Сука…

Орлов, где же ты?

Глава 25.2. Туманное будущее

POV Таня

Это была ночь благотворительного бала.

Я осматривала желтоватые исчезающие синяки, покрывающие мое горло, в стоящее в полный рост зеркало в своем гостиничном номере.

Мне до сих пор было больно шевелить шеей и больно говорить. Из-за этого я была вынужденна сидеть на обезбаливающих, от которых меня уже тошнило.

Когда я впервые увидела их, то едва не разрыдалась.

Кожа была распухшей и выглядела так, будто ее измазали черной и синей краской. Глеб так разозлился, когда увидел их, что заставил меня весь день после ухода доктора безвылазно просидеть в своей комнате. А когда папа или бабушка с дедушкой спрашивали обо мне, он говорил, что я плохо себя чувствовала.

Все ему, конечно, поверили.

И они продолжали верить, что я действительно болела, когда я отказывалась от еды, ссылаясь на отсутствие аппетита из-за болезни, и когда у меня появились синяки под глазами от плохого сна или вовсе его отсутствия.

Я перевела взгляд со своего отражения на покрытыесвежими шрамамиладони.

Рваные раны на них были неглубокими, но доктор дал указания Глебу и Харитону ежедневно обрабатывать и перевязывать их. А уже вчера раны поверхностно затянулись, а потому Глеб счел возможным снять повязки.

Чем дольше я смотрела на них, тем сильнее сжималась моя грудь, словно на нее давил стокилограммовый груз боли и нескончаемых страданий.

А только я устало закрыла глаза, как мой покой нарушили:

— Татьяна, вот ваше платье.

Мои глаза распахнулись и я тут же перекинула волосы вперед, чтобы скрыть следы на шее от глаз горничной. Никто, кроме Глеба и Харитона, о них так и не узнал. Никто не знал о том, какой вред нанесла мне собственная мать. И так должно было оставаться впредь.

Когда я была в Японии, скрывать их от семьи и родственников было достаточно легко. Я либо просто не выходила из комнаты, либо прикрывала шею шарфом, благо на улице была зима.

Но теперь, когда мы находились в России, в отеле и близился благотворительный бал, приходилось заниматься их тщательной масскировкой.

Я перевела взгляд со своего отражения на горничную.

— Спасибо, оставьте на кровати.

Когда она ушла, я обратила внимание на принесенное платье. Это было красивое кремовое платье с высокой горловиной, украшенное кружевными аппликациями из бисера, с юбкой А-силуэта и разрезом спереди. Я должна была надеть другое платье, но оно быоткрыло мои синяки, поэтому выбор пришлось изменить. Повезло, что Анна Максимовна включила это платье в мой новый гардероб.

Я совсем не была готова выйти в свет, а время неумоливо близилось к пяти часам. Всего четыре часа и начнется бал. Быстро вздохнув, я пошла принимать долгую успокаивающую ванну, надеясь, что она поможет хоть немного восстановить мои потрепанные семьей нервы.

А когда я вышла, меня уже ожидал стилист, нанятый для меня лично Глебом. Молча она помогла мне с макияжем и прической, а как только закончила, то не стала медлить и вышла из номера, никак не отреагировав на мои синяки.

Оценив свое отражение, я удостоверилась в ее безусловном профессионализме.

Благодаря ей, я снова выглядела почти… живой.

Слезы начали наполнять мои глаза и я вынуждено задрала голову к потолку и стала часто-часто моргать, чтобы не испортить только что сделанный макияж.

Быстро взяв себя в руки и отвернувшись, я схватила свой телефон со стола. Данил по-прежнему не писал мне. И не звонил. Последнее сообщение он прислал мне после того, как я позвонила ему в первый день пребывания в Японии, сказав, что ложился спать. С тех пор не пришло ни одного сообщения.

Я пыталась побороть нарастающее беспокойство.

Может быть, он просто потерял свой телефон?

Или его телефон сломался?

А может, он был слишком занят, готовясь к Новому году со своей семьей.

Я снова обеляла его в своих глазах.

И я так устала от этого…

Устала оправдывать его промахи…

Мне нужно было, чтобы он был здесь.

Мне нужно было увидеть его.

Он был мне нужен.

Если он не придет сегодня, значит… все будет кончено.

Если он предает меня всякий раз, когда я нуждаюсь в его поддержке, то… зачем всё это?

При одной этой мысли мои глаза снова наполнились слезами. Я крепко зажмурилась и сделала глубокий вдох, стараясь больше не думать об этом.

Потому что он обязательно придет.

Он обещал.

Я сделала еще глубокий вдох, основательно прогнав эти болезненные образы. В этот момент я поняла, чтобольше не могла и не хотела оставаться во власти страха остаться одной, без него. Я, итак, большую части жизни была одна, без него.

У меня есть право на счастье, и,