Новогодний подарок майора Морозова - Энни Дайвер

Не хочу быть маленькой жалкой девицей, которая стыдливо отводит взгляд и навешивает ярлыки «правильно» или «неправильно». Если хочется, надо делать — и точка.

Поэтому я робко киваю и не успеваю даже сделать вдох, как оказываюсь без верха.

— Вау, — пораженно выдыхает майор, разглядывая мою пышную грудь. Всегда ее ненавидела, даже посматривала клиники, где делают операции по уменьшению, потому что ходить с коровьим выменем вместо аккуратной груди — это отстой. — Вер, ты пиздец красивая, — не разделяет Саша моего неозвученного мнения и, подавшись вперед, целует ложбинку, зарываясь в грудь лицом.

Сдвигает чашечки совершенно несексуального, но хорошо поддерживающего лифчика, и пальцами сжимает твердые соски. Облизывает сначала один, вырисовывая влажные круги. Затем второй.

Запрокинув голову, выстанываю его имя. Боже, боже, боже. Это слишком. Слишком хорошо, я даже слов подобрать не могу. Восхитительно? Потрясающе? Еще!

— Саш! — вскрикиваю, когда майор зубами сжимает сосок. До легкой приятной боли, а потом нежно лижет его.

Господи, даже в ПМС моя грудь не была такой чувствительной, как сегодня.

— Малыш, я такое сокровище не отдам никому, — говорит так уверенно, что я вмиг плавлюсь. И верю, что не отдаст. Все-таки женщины любят ушами. Пара комплиментов в правильно выбранное время, и я уже готова ко всему.

Снова открываю рот, чтобы что-то сказать, но, заранее зная, что кроме имени майора произнести ничего не удастся, прикусываю язык и слегка краснею.

Тяну Сашину футболку вверх, и он с легкостью от нее избавляется, бросая куда-то за диван.

— Ого, — приходит моя очередь восхищаться. Потому что тут есть, чем полюбоваться. Мощная грудь, шесть кубиков пресса, которые хоть и едва выделяются, но все же есть. Сильные руки и подкачанные плечи. Майора хоть сейчас отправляй на обложку журнала. Покорит всех без исключения.

Я веду пальцами по его груди, животу. Увожу вбок, мышцы сокращаются, а вместе с тем заканчивается терпение и у моего майора.

— Поглазели, и хватит. Теперь надо трогать, Вер, — перехватив мою ладонь, опускает ее вниз, прямо на твердый член. Я ахаю. Размер у майора, конечно, внушительный.

Облизываю губы и сама тянусь к Саше за поцелуем, чтобы закончить неловкую паузу. Сразу встречаемся языками. В спешке бьемся зубами, но просто игнорируем и продолжаем жадно целоваться, будто в этом мире нет ничего важнее.

Я ерзаю на его бедрах, забыв обо всех приличиях. К черту их. Уже сегодня днем он достанет мою машину, и мы разойдемся как в море корабли. Так зачем быть скромницей?

— Бля, ну почему сейчас! — ворчит майор, доставая из кармана вибрирующий телефон. — Сука! — ругается в потолок. — Прости, Верунь, это полковник, надо ответить.

Глава 11. Подхалимаж

Мажу по Вере взглядом и отхожу к кухонному острову. Ситуация — говно, с какой стороны ни взгляни. Мы только разогрелись и вошли в раж, но тут нас настигла птица обломинго. И почему-то я уверен, что в следующий раз так просто моя Снегурка не сдастся.

Она торопливо одевается, воровато озираясь. Поправляет задравшуюся юбку и садится на диван, укладывая руки на колени, как воспитанница института благородных девиц.

Полковник рассыпается в поздравлениях, а я против собственной воли раскручиваю шестеренки в голове, потому что трудовой подхалимаж еще никогда не заканчивался на доброй и позитивной ноте. Обычно за этим следовал такой пиздец, который приходилось разгребать до середины года.

— Спасибо, товарищ полковник! — бодро рапортую. Верчу в руках стакан с виски, делаю глоток. Взглядом сверлю Снегурку, воркующую с кошаком.

Нереально красивая она. Вся такая нежная, женственная, утонченная. Я на ее фоне как неотесанный чурбан, не знающий ничего о высших материях и тонкостях души. Мне, собственно, никогда это и не нужно было. По долгу службы вся романтика быстро стерлась. С женой все было приземленно. Мы поженились, потому что любили трахаться и хотели жить отдельно от своих родителей, а мне тогда по службе выделяли квартиру. Дальше все пошло по накатанной: как-то жили, что-то делали, крутились-вертелись, воспитывали сына. Я в то время дышать успевал через раз, потому что зад был в мыле. Кир в детстве часто болел, мне приходилось брать подработки, потому что летехам большие оклады никогда не были положены. За это время мы с женой окончательно отдалились, а потом, когда Киру исполнилось четыре, развелись.

В брак я больше ни ногой, даже длительные отношения не заводил. Знал, что в них придется пахать вдвое больше, чем на сменах. И я не то чтобы против, просто, наверное, не было той, ради которой хотелось бы так заморочиться.

До появления Снегурки.

С ней хочется как-то вырасти, вымахнуть, чтобы хоть немного дотянуться. Потому что вся эта тема с притягивающимися противоположностями — херня из-под коня. Это работает только на короткой дистанции, в жизни же обычно из-за этих полярностей все разваливается быстрее, чем успеваешь моргнуть.

— Ну что за формальности, Сань? Я же от чистого сердца!

— В последний раз после вашего чистосердечного я неделю не вылезал с работы, — намек слишком толстый, чтобы его не понять. Полкан закашливается и недовольно цокает.

Ну а херли, я самый лысый, что ли? У меня вообще-то Новый год, и я впервые за десять лет рад, что поехал домой его встречать.

Ловлю взгляд Веры и подмигиваю ей. Она смущается, как девочка, дарит мне свою улыбку и отворачивается, залипая в экран тихо работающего телевизора.

Утягивает яблоко с тарелки и медленно и очень красиво его ест, обхватывая губами крупную дольку. Воображение рисует ее рот вокруг моего члена. Подрагивающие ресницы, из-под которых она томно смотрит на меня. Легкий румянец, выступающий на щеках.

Меня снова бросает в жар. Тру шею и, зажав телефон плечом, упираюсь кулаком в столешницу. Приходится подавить желание подойти к Вере и, сбросив звонок, продолжить с того места, на котором мы остановились.

— Вот так стелишь вам соломку, а вы все равно лбом об асфальт.

Вообще полковник мужик мировой. Где надо — человечный, где приходится — зверь. Может отчихвостить и в хвост и в гриву, а может и отгул по доброте душевной выписать.

— Ладно, Сань, раз уж ты обо всем догадался, то давай по делу, — его тон меняется на серьезный.

Чуйка вопит, что надвигается жопа. Такая, из которой выбираться придется долго и нудно. Вздохнув, я пружиню на месте.

— Минуту, — прошу подождать.

Надо бы перекурить, да и пугать Веру своими разговорами не стоит. Жестами показываю ей, что собираюсь на улицу. Снегурка кивает и отворачивается. Нехороший это знак, не нравится мне, но со всеми проблемами буду разбираться постепенно.