Половина пути - Юля Тихая

Вроде и привык, а всё равно неприятно. Тем более что девчонка пахла мылом, а теперь ещё и какими-то травами, и рядом с ней Брент особенно отчётливо ощущал себя неотёсанным чурбаном.

Мылом и травами, да. Огнём, созданным силой теплом. Ещё кисловато — нездоровьем, кровью и болью. Но больше всего просто собой, и этот запах ему нравился.

Брент с силой, с ногтями, помыл голову и выполоскал волосы, а потом взялся за жёсткую мочалку и принялся тереть подмышки.

❖❖❖

— Так вот, про науку, — объявил Брент, привычно заказав ужин на двоих (Ольша почему-то стеснялась выбирать сама) и выискивая в неразборчиво написанном списке блюд что-нибудь сладкое. — В Рушке мне нужно встретиться кое-с-кем из знакомых, а ещё забрать депрентил. Как у тебя с диагностическими конструкциями?

— Терпимо, — осторожно сказала Ольша.

На прилавок выставили графин, стаканы и корзинку с хлебом, и они, разделив ношу по-товарищески, ушли за дальний стол. Брент сел в угол, чтобы видеть весь зал, а Ольша устроилась напротив и скомпенсировала отсутствие обзора вывешенным над столом «зорким глазом».

— Схему Боровского держала когда-нибудь?

— Нет.

— А щуп Каси Данки?

— Нет, но я про него слышала. Это двухстихийная схема, да? Мы с Леком поднимали Мапельтого как огонь-вода, искали подарочки на подходе к Фарко.

Эту схему Брент не знал, но, похоже, она действительно была того же типа: придуманная для того, чтобы находить чужие конструкции и делать их видимыми. Танги не стеснялись оставлять на отходе по-настоящему разрушительные заклинания, после которых иногда оставались глубокие воронки выжженной до камня земли. Пока враг надеялся сделать эту землю своей, такие вещи почти не шли в ход, а вот под конец войны люди чаще гибли от них, а не в самих сражениях.

Лучше всего поиск работал на родственную стихию: водники чуяли знакомую силу, а воздушники могли отследить нити воздушной почты. Именно поэтому Бренту и нужен был огневик.

Подавальщица выставила на стол кастрюльку с рагу, одну на двоих, миску с салатом, тарелку с подпалённым баклажаном, блюдце с орешками и — Брент наблюдал, прищурившись, — крошечное воздушное безе, белое-белое и нежное. Женщина составляла всё на центр стола без разбора, в конце шлёпнув две пустые тарелки: разбирайтесь, мол, сами.

Как будто это безе можно было разделить на двоих!

Брент сам себе усмехнулся, зачерпнул ложкой рагу, щедро шлёпнул его в тарелку и поставил перед Ольшей. На безе девчонка старательно не смотрела, как будто её это совершенно не касалось. А вчерашнюю мармеладку рассасывала хорошо если не час, с таким лицом, словно Брент в любой момент мог залезть к ней в рот щипцами и отобрать.

— Сколько тебе лет?

Ольша нахохлилась и спросила с вызовом:

— А на сколько выгляжу?

Брент не дрогнул:

— На восемнадцать.

Она фыркнула, неловко рассмеялась. Куснула губу, глянула на него лукаво. Но всё-таки призналась:

— Двадцать четыре.

Брент кивнул. Двадцать четыре. По правде говоря, она казалась старше, но война быстро старит, удивляться здесь нечему. Стовергская школа — высшая, в неё поступают после училища или двенадцатого класса гимназии, в восемнадцать-девятнадцать лет. Если она закончила полных три года, её призвали не раньше шестьдесят восьмого… Контрнаступление на увежском направлении было разбито чуть меньше года назад, в самом начале прошлой зимы. Получается, служила она не больше двух лет, — и истории со Стеной, наверное, не застала.

Самому Бренту было двадцать восемь, но меньше тридцати ему давали редко.

— Дальше поедем к Воложе, наймём ящерицу. По пути будем прощупывать Стену, провисшие каналы, перегруженные узлы, ошибки, недочёты. У меня есть схема, составленная специально для этого, но её нужно будет пересмотреть, поправить под себя. Подумай, сколько ты можешь взять в свою часть, чтобы держать хотя бы шесть-восемь часов в день. Дело?

— Да.

Она, кажется, расслабилась. А потом спохватилась:

— А это разве законно?

— А почему нет?

— Так… военная тайна…

— И много тайны в том, что может увидеть любой стихийник?

Она пожала плечами и принялась задумчиво ковыряться в рагу.

— Если кто-то спросит, я разберусь с этим. Могу показать бумаги, хочешь, печати сверишь. Но болтать об этой работе не надо.

— Хорошо… конечно.

Глава 13

— …да вот, почитай, и всё.

Брент оглядел бумаги, потом архивариуса, а потом выразительно поднял брови. На собеседников это обычно производило глубокое впечатление: Бренту говорили, что что-то он этими бровями делает не так, и лицо у него становится «зверское». А когда напротив тебя стоит здоровенный стихийник со зверским лицом — не так-то просто сохранять самообладание.

Но совесть архивариуса либо была совершенно чиста, либо давно уснула мёртвым сном, потому что он только развёл руками:

— Что есть, то есть.

Конечно, Рушка — не Воложа. И сам город меньше, и относится к другому штабу, но когда-то рушкинские укрепления были частью Стены, и даже здешний военный гарнизон подчинялся форту. Связи города и Стены всегда были сильны.

Началась война не здесь и не так. Началась она — буднично и рутинно, с очередного мелкого сражения на спорной территории. Широкая полоска земель между предгорьями и Стеной переходила из рук в руки не меньше десятка раз, а граница на ней перемещалась порой несколько раз за год. Постоянный вялотекущий конфликт, в котором королевство Марель и республика Танг делили, делили, но всё никак не могли разделить территории.

Марельцы напирали на историческую справедливость: земли вдоль старого русла реки Жицы уже тысячу лет назад населяли марцы, землепашцы и лодочники. Это они одомашнили ящериц, выкопали здесь каналы для ирригации по марской технологии, подняли валы и сотнями лет выращивали рис на заливных полях, поставляя его в сам Светлый Град. С давних времён это земля короля!

Танги возражали, что живущие здесь люди называли себя вовсе не марцами, а тан-жаве, что язык их родственен тангскому, а капища золотому буйволу позволяют считать, что и вера местных сильно отличалась от марельской. Ещё говорили, что король уничтожил самобытную местную культуру, озабочен исключительно собственной экономикой и должен оставить поля в покое.

Периодические боевые действия не мешали странам сохранять натянутые дипломатические отношения. Во внутренней части королевства, за Непроницаемой Стеной, они даже становились поводом для неловких шуток. И большая война началась так же, с ерунды, в какую-то совершенно обыкновенную среду.

А три года спустя Стена пала, при прорыве погиб один из королевичей, и всё как-то вдруг стало всерьёз. И в Рушке должны