Бесишь меня, Ройс Таслим - Лорен Хо

нас из-за общего шума, плотного движения и множества людей. Наконец он доедает бургер, идет к неприметному фасаду, останавливается перед алой дверью, ведущей на второй этаж, и исчезает за ней.

Я поворачиваюсь к Зи, торжествующе указывая пальцем на удаляющуюся фигуру Таслима:

– Нет, ты это видела?

– Э-э-э, ну как бы да. Я ведь рядом с тобой стою.

– Это был риторический вопрос, – отвечаю я. – Нет, ну надо же, припереться в Чоу-Кит, зайти в какую-то непонятную дверь на втором этаже какого-то непонятного магазина! Я так и знала, что в Таслиме есть что-то подозрительное. Весь этот гель у него в волосах. Интересно, зачем он здесь.

– Сейчас семь двадцать, Агнес. Наверное, он просто приехал прикупить электронику со скидкой. По-моему, это место очень похоже на что-то такое, – говорит Зи, благородно-великодушная как никогда.

– Нарушение прав интеллектуальной собственности – это преступление.

Зи закатывает глаза.

– Ладно, пойдем посмотрим, зачем он здесь.

Она идет к витрине, шагая так, словно тротуар – это подиум. Я плетусь позади, осторожно оглядывая ярко освещенную улицу, не зная, чего мне следует опасаться, но уверенная, что буду готова, когда опасность возникнет.

– Может, не будешь так топать, привлекая внимание всех и каждого. Пака Исмаила здесь нет, защитить нас будет некому, – шиплю я.

Зи игнорирует меня и тащит свою задницу вверх по лестнице; каблуки ее мюль звонко хлопают по ступенькам, расписанным граффити и усеянным окурками, ярко-красные подошвы мерцают в темноте. Я едва дышу от страха и уверена, что они будут последним, что я увижу в этой жизни. По лестнице поднимаюсь с некоторым трудом: в таких старых зданиях доступ для инвалидов – дело практически неслыханное.

Мы добираемся до верхней площадки лестницы и обнаруживаем бархатную занавеску, из-за которой доносятся звуки музыки и тихий гул голосов. Я обмениваюсь взглядами с Зи.

– Что бы ни было за этой занавеской, это точно не дисконтная электроника, – бормочу я.

– И правда подозрительно выглядит, – признает она. – Какой-то клуб?

– Ночной клуб, – выдаю я с удовлетворением.

В голове у меня проносятся соответствующие картины, но как-то отстраненно, безучастно. О боже, Таслим прямо сейчас собирается заняться… А может… уже занимается…

– Вероятно, это означает, что будет охрана. И нам может понадобиться пароль или код.

– Мы можем развернуться и уйти, – предлагаю я.

– Издеваешься? Я не для того ехала через весь город в час пик и портила свои распрекрасные ив-сен-лорановские мюли, чтобы сейчас повернуть назад. Мы заходим, трусишка.

– Я не трусишка! – отвечаю, но не двигаюсь.

Мы, ну окей, Зи отодвигает занавеску…

– Чем могу помочь? – раздается хриплый мужской голос из темной ниши у двери, чуть не вызвав у нас с Зи сердечный приступ.

– Ой, дяденька, простите! Мы туристы, заблудились просто, – кричу я, хватаясь за руку Зи.

– Кого это ты называешь дяденькой? – рявкает мужчина.

Он щелкает выключателем, вспыхивает лампочка, мигая тусклым светом и привлекая внимание. Мужчине чуть за двадцать: он сложен как гора. Теперь у меня отпали всякие сомнения, что мы ломимся куда не следует.

– Ой, простите, извините! – говорит Зи. – Мы, э, ищем нашего друга, который только что, э, зашел сюда.

– А-а, Рэя? – улыбается мужчина.

– Рэя?

– Ваш друг. Исполнитель.

– Точно. – Может, здесь у всех прозвища, чтобы не привлекать к себе внимания. – Да, он.

– У тебя есть удостоверение личности, подтверждающее, что тебе больше двадцати одного года? – спрашивает меня мужчина. – Если нет, пить тебе нельзя. У нас тут строго.

Ну да, верно. Алкоголь несовершеннолетним запрещен, но секс – пожалуйста.

– Э-э, гм, нет, удостоверения мы не взяли, но мы воздержимся.

– Тоже верно, – кивает он. – Я бы даже сказал, здравая мысль. Никогда не знаешь, что будет, когда вся эта толпа напьется. У нас же тут открытый микрофон… Зрители часто бывают недовольны артистами. Много кричат, препираются. Один раз даже бросили пустую бутылку в выступавшего, который высмеивал болельщиков крикета.

Я замираю. Выступавшего… открытый микрофон… Бог ты мой, это даже хуже, чем я могла себе представить… Таслим занят в любительских выступлениях стендап-комиков? Таслим? Возможно, самый флегматичный и самый зажатый человек из всех, кого я знаю? Олицетворение поговорки про детей, которых «должно быть видно, но не слышно»?

И, кроме того, стендап-комедия – это мой конек. Как он посмел запятнать ее своим выступлением?! Я должна обязательно увидеть это бесчинство.

– Я должна обязательно увидеть это бесчинство, – повторяю я вслух. В рации вышибалы раздается треск.

– Малик, у нас здесь почти полный зал, – произносит чей-то голос. – Осталось всего одно свободное место. Правила пожарной безопасности и все такое.

Малик делает извиняющееся лицо.

– Простите, детки, вы сами слышали.

– Иди ты, – великодушно говорит Зи.

Она не любитель стендап-комедии, даже сжалась вся, когда услышала, что там за действо.

– Ты у нас на костылях проделала весь этот путь сюда, и… ты любишь стендап. Посмотришь на Таслима и расскажешь, как тебе. А потом, когда шоу будет подходить к концу, позвонишь мне, я приду, вся такая прекрасная и свеженькая, и притворюсь, что видела его выступление.

Зи уже звонит Паку Исмаилу, и я слышу, как он говорит, что будет через десять минут, что, вероятно, означает три минуты. Он ел роти чанаи[12] в соседнем ресторане, расположенном через две улицы отсюда.

– В самом деле? Уверена?

– Уверена. – Она наклоняется и шепчет: – Запиши все выступление и пришли мне.

Послав воздушный поцелуй, Зи исчезает на лестнице.

Малик поворачивается ко мне и говорит:

– Входная плата двадцать ринггитов с напитком.

А это проблема. Я не ожидала, что мне придется платить. С собой у меня было лишь несколько монет. Я достаю телефон, чтобы заплатить с помощью электронного кошелька, и обнаруживаю, что он полностью разрядился. Это полный отстой. Выругавшись, я вытаскиваю кошелек, высыпаю мелочь в ладонь и начинаю аккуратно выкладывать их на стол.

– Один… десять сенов[13]… о, пятьдесят! Двадцать… пятьдесят… – Я одариваю Малика самой обаятельной улыбкой. – Давай, ты закроешь один глаз и впустишь меня?

Я пододвигаю к нему стопку монет, которая составила огромную сумму – 2 ринггита и 83 сена.

– Я никому не скажу, если ты оставишь это себе, – шепчу я.

Малик пододвигает стопку монет обратно ко мне:

– Спасибо, но нет. Либо ты платишь полную стоимость, либо выступаешь. Исполнители проходят бесплатно.

– А чего сразу-то не сказал! Конечно выступлю! – выпаливаю я и тут же жалею об этом.

Никогда в жизни я не выступала на сцене соло, не говоря уже о чем-то столь динамичном, как стендап-комедия. Но либо это, либо платить, а денег у меня нет.

Он приподнимает бровь, этакий охотник за талантами.

– А