Вариация - Ребекка Яррос

ее взгляд расфокусировался и она начала терять сознание. Сердце заколотилось так, словно мы до сих пор были там, на обочине дороги, которой я избегал по сей день.

— Я хотел сразу же побежать обратно, но у тебя очень сильно текла кровь. Рана на голове пульсировала, и я думал лишь о том, что, видимо, задета артерия. Я боялся, что ты истечешь кровью до того, как нас найдут. Ты была для меня целым миром. Кроме тебя, ничто не имело значения.

Даже Лина.

— Я тебя усадил, снял футболку и прижал к ране.

— Ты.

На сей раз это был не вопрос.

— Я велел тебе зажимать рану и повернулся, чтобы пойти за Линой… — У меня перехватило горло. Чтобы закончить признание, пришлось сделать глубокий вдох и сглотнуть. — Но огонь добрался до бензобака, и машина взорвалась.

— О боже…

Ее лицо сморщилось, а глаза наполнились слезами. Я подался вперед:

— Послушай меня, Алли. Ты не бросала ее и не могла ничему помешать. Твоей вины здесь нет. Все, что ты помнишь, — это просто сознание пытается тебя защитить и из того, что она говорила тебе в бухте, сложить последнее воспоминание о ней. Выбор тогда сделал я, и я выбрал тебя.

— Но кольцо же у меня, — прошептала она.

— Я подарил тебе это кольцо на пляже.

Боже, если бы я знал, что она помнит так, я бы все рассказал сто лет назад.

— Нет. — Она вырвалась из моих рук и шагнула в сторону, а затем повернулась ко мне спиной и пошла к берегу.

— Это кольцо мне дала Лина перед выступлением на «Классике»! — Я пошел следом. Когда она остановилась, я тоже замер, чтобы не давить на нее. — Спроси у Энн. Она видела нас в коридоре и решила, что мы встречаемся у тебя за спиной или что-то в этом роде. А Лина велела мне отдать тебе кольцо.

Алли обернулась:

— Зачем? Это семейная реликвия, и она принадлежала ей.

— Потому что…

Теперь пауза потребовалась мне. Алли наблюдала, как я с трудом подбираю слова.

— Потому что я в тебя влюбился.

Почему из всей правды сложнее всего сказать именно эту?

— И Лина поняла, хотя мне казалось, что я очень хорошо это скрывал.

Алли обхватила себя за талию:

— Мы же были просто друзьями.

— А потом перестали. — Я потянулся к кепке, чтобы заломить козырек, но сорвал ее с головы и от чистой досады швырнул в океан. — Оттого, что ты не помнила чуть ли не самый важный поворотный момент в нашей жизни, я не находил себе места целых десять лет.

— Ты не находил себе места? — рявкнула она. — Рассказывай, что случилось, Хадсон.

Я снова обернулся к ней.

— Через четыре дня я должен был уехать. Лина велела мне взять кольцо и подарить тебе в знак клятвы: что бы там у нас ни началось, мы доведем это до конца, как только я пройду сборы. Она сказала, так вся ваша семья поймет, что она, Лина, за тебя. Она была уверена, что и ты выберешь меня, потому что тоже меня любишь, даже если не осознаешь.

Ребра сдавили все внутри точь-в-точь как тиски.

— Она была права. Ты выбрала меня. Но все забыла.

— Я предпочла тебя балету.

Она заглянула мне в глаза, словно пыталась понять, в чем тут ложь.

— Ты предпочла меня труппе вашей матери, — кивнул я. — Ты выбрала нас. На приеме ты не стала подписывать предложение «Метрополитен-опера» и сказала, что подождешь, а потом уже подпишешь контракт с той труппой, которая будет ближе всего к моему месту службы, и что тебе все равно, если из-за этого ты пропустишь сезон. И за это я тебя полюбил еще больше. — Тут мои плечи поникли, а в груди образовалась пустота. — Ты решила вернуться к родителям вместе с Линой. Вы вдвоем собирались обдумать, как нам об этом объявить. — Я медленно выдохнул. — Больше всего в жизни я жалею, что позволил тебе сесть в ту машину.

Она взглянула на кольцо, затем снова на меня:

— Мама сказала, что парамедики нашли меня на обочине. Я была одна.

Я усмехнулся.

— Ваша мама солгала. Она так делает. Часто, — сказал я, не скрывая ненависти. — Она вышвырнула меня из твоей палаты и велела никогда не возвращаться.

У нее вспыхнули глаза.

— И ты ее послушал?

— Нет. Я вернулся на следующий день. Она сказала, что ты очнулась и ничего не помнишь, и, если я не оставлю попыток разрушить твою жизнь, она скажет тебе, что я прекрасно успел бы спасти вас обеих, но слишком долго провозился с тобой, оставив Лину умирать, и ты никогда мне этого не простишь.

Как всегда, раскаяние ударило с силой молота.

Она вздрогнула:

— И ты ушел. Конец истории.

Она снова пошла прочь, а я, как всегда, бросился вслед и остановился, лишь когда она обернулась, дойдя до платформы эллинга.

— Я заслужила правду!

— Абсолютно, — кивнул я.

Волны разбивались у нас под ногами.

— Пожалуйста, прости меня. Я тысячу раз думал позвонить, но, когда мне разрешили пользоваться телефоном на сборах, я сообразил, что уже много недель от тебя прячусь и ты меня уже ненавидишь. А потом шли месяцы, годы, и я сам рыл себе яму, из которой невозможно выбраться, поэтому решил не вмешиваться в твою жизнь.

— Ты мог вернуться в любое время и рассказать мне правду, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я забронировала тебе место на десять лет.

Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица, словно понимая, что ей нужно отправиться на защиту куда более важных органов, которым угрожает кровопотеря.

— Ты бы меня простила? — Я шагнул вперед. Алли отступила. — В первый же день, когда мы познакомились, ты сказала, что для тебя нет никого важнее сестер, но в тот вечер мне было наплевать. Твоим потребностям я предпочел свои желания и нисколько не колебался. Я всегда принимаю решения за долю секунды, и обычно они верны. Но это решение стоило жизни твоей сестре. Ты бы когда-нибудь смирилась, что я вытащил из машины тебя вместо Лины? Что из-за меня ты жива, а она нет?

Алли вздрогнула.

— Я же прав? — Внутри все оборвалось. — И теперь каждый раз при виде меня ты будешь вспоминать, что я оставил ее в горящей машине. Гадать, как бы все повернулось, если бы я пронес тебя на пару метров меньше, чуть меньше времени зажимал тебе рану или дал бы тебе еще минуту поистекать кровью… может, тогда Лина была бы сейчас с нами.

Глаза Алли бегали из стороны в сторону,