Морально противоречивый - Вероника Ланцет

стороны вместе. Может, мои швы и не такие чистые, как у Саши, но они работают. В конце концов, какая разница, если мое тело станет еще более изуродованным, чем оно есть? Меня волновало только то, что думает об этом один человек, и...

Я закрываю глаза, делая глубокий вдох.

Я так старался не думать о ней все это время, но недостатком почти идеальной памяти является то, что я могу вспомнить в деталях все наши взаимодействия... как ее кожа ощущалась на моей, или как ее простое присутствие успокаивало меня.

Это не работает.

Я сильнее вонзаю иглу в свою кожу, желая причинить ей ту же боль, что и ей. Но все равно ничего. Максимум, что я чувствую, это легкую ласку.

— Влад? — Ваня зовет меня, и мне требуется мгновение, чтобы отреагировать. — Влад!

— Да, — бормочу я, поднимая голову, чтобы посмотреть на нее.

— Что с тобой не так? — спрашивает она, сузив на меня глаза.

— Я не понимаю, о чем ты, — говорю я, быстро заканчивая зашивать себя и возвращая все на свои места. Повернувшись спиной к Ване, я концентрирую свое внимание на куче тел в конце комнаты.

— Ты другой, — замечает она, — в тебе есть что-то другое.

— Ви, да ладно, — притворно усмехаюсь я, — я тот же маньяк-ублюдок, что и раньше, — шучу я, но она не отвечает. Она просто внимательно наблюдает за мной, и ее пристальный взгляд немного нервирует.

— Наверное, мне следует сжечь тела, — говорю я вслух, переводя разговор в удобное русло.

— Это она, не так ли? — проницательно замечает Ваня, переходя на мою сторону и заставляя меня отвечать.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Это она, — подтверждает она. Но тут в комнату входит Максим с тележкой. Он начинает складывать тела внутрь, а затем идет к печи, чтобы сжечь их.

— Ты от меня не избавишься, — Ваня идет за мной в комнату.

— Разве я этого не знаю? — бормочу я, ирония странно забавляет.

— Это она. Вот почему ты другой.

— Оставь это, Ви. Я не хочу об этом говорить, — мой голос устал, и пока я открываю ящик, чтобы достать успокоительное, все, о чем я могу думать, это забыть.

Втыкая иглу в вены, я слышу, как Ваня говорит что-то еще, отчитывает меня за мое поведение, но по мере того, как я медленно поддаюсь покою, передо мной начинает появляться ее лицо.

И я, наконец, снова чувствую легкость.

 



 

— Спасибо, Сет, — говорю я ему, когда он приносит мне последнюю партию фотографий Сиси.

Я попросил его присмотреть за ней, поскольку, как бы я ни хотел отстраниться, я просто не мог. Мне нужно знать, что она в безопасности, больше, чем мой следующий вздох. А фотографии, которые он делал для меня, были единственным, что помогало мне держаться.

Я никогда бы не подумал, что стану настолько одержим кем-то, особенно женщиной. Но Сиси — не просто кто-то.

Она — все.

Взяв в руки фотографии, я провёл пальцем по её чертам.

На шее у нее шарф, и у меня защемило в груди от мысли, что я мог навсегда оставить шрам на ее коже.

Она редко выходит из дома, и все фотографии сделаны в саду. Она так безумно красива, что я даже не могу найти слов, чтобы описать ее. Даже с волосами до плеч она просто восхитительна.

Из чистого инстинкта я лезу в карман и достаю платок, который она вышила для меня. Я положил внутрь несколько ее волос, завязав их на концах, чтобы они всегда были со мной.

Расстелив платок на столе, я взял несколько прядей волос, поднес их к носу и вдохнул, пытаясь уловить ее запах. Но чем больше времени проходит, тем больше приглушается ее запах.

В конце концов, он совсем исчезнет.

— Почему бы тебе просто не признаться, что ты ее любишь? — Ваня появляется из ниоткуда, вышагивая передо мной. Уже не в первый раз она начинает допрашивать меня о Сиси. В конце концов, только из-за нее я немного изменил свое поведение.

Ваня первая заметила, что я стал более замкнутым и на сто процентов более безрассудным, поэтому она стала загонять меня в угол на каждом шагу, требуя, чтобы я что-то с этим сделал.

И после моего последнего случая с опиатами я понимаю, почему она все больше злилась на меня. В конце концов, это я критиковал Бьянку, когда она пристрастилась к кокаину, и вот я медленно иду по ее стопам.

Могу сказать, что я усвоил урок, когда у меня чуть не случилась передозировка. Очевидно, мой организм вполне способен на передозировку, он просто не может так хорошо реагировать на боль.

Любую.

— Ты знаешь, что я не могу любить, — я отвечаю со вздохом. Мы это уже проходили. Я сломан с рождения, и не похоже, что что-то может магически исправить это.

Если бы я мог, Сиси была бы первой... нет, единственной, кому я предложил бы свою любовь.

— Ты не можешь любить, пока любишь ее. — Она поднимает бровь, ее руки скрещены на груди, когда она останавливается передо мной.

— Это не любовь! — простонал я вслух. — Это просто мое эгоистичное желание, чтобы она всегда была со мной. Чувствовать ее рядом... держать ее в своих объятиях... — я останавливаюсь, боль в моей груди усиливается. Почему мне кажется, что я не могу дышать? Как будто вся комната становится все меньше и меньше.

Я закрываю глаза, делая глубокий вдох. Я все еще помню, как увидел ее с доказательствами того, что я сделал. Тот факт, что я мог легко убить ее, почти уничтожил меня. Впервые в жизни я испытал настоящий страх при мысли о том, что ее больше нет. Это было похоже на сильнейший удар в грудь, мой разум затуманился, все мое существо пронзила самая ужасная боль, которую я когда-либо чувствовал.

Мои пальцы сжимают ее волосы, когда я прижимаю их к себе — единственное, что, кажется, успокаивает меня в эти дни.

— Ты эгоистично любишь ее, но при этом бескорыстно отпускаешь, чтобы защитить, хотя это убивает тебя изнутри, — говорит Ваня, качая головой. — Если это не любовь... — говорит она, и я поднимаю глаза,