Танцующая с волками - Сёстры Нолан

знаю, что очень виноват перед вами, — спокойно проговорил он, хватая ее дрожащие руки. — Но ты должна знать, что произошло, пока тебя не было. Пожалуйста, сядь.

Но Оливия не собиралась слушаться. Вырвав пальцы из его ладоней, она порывисто отвернулась и оглядела гостиную.

— А где Рой? — последовал строгий вопрос, а затем ледяные нотки в её голосе сменились едкими: — Снова утащил его в темницу?

— Нет, он в душе, — Ульрих покачал головой. — Кэтрин приготовила Локею комнату. Или он будет спать у тебя?

Последнее было сказано в тон её язвительной интонации, так что Оливия вновь посмотрела на Ульриха.

— Думаю, это лишнее, — отрезала она и тут же вернула ему претензию, пожав плечами: — Кэтрин ведь спит с тобой, значит, гостевая свободна.

С минуту они сверлили друг друга сердитыми взглядами, пока наконец Оливия не проговорила:

— Я позову его, и тогда поговорим.

Она развернулась и прошла к лестнице мимо стоящей у её основания волчицы. Кэтрин предпочла не вмешиваться в разговор и лишь угрюмо посмотрела ей вслед.

Оливия поднялась на второй этаж, всё ещё пылая негодованием. Как он мог что-то предъявлять в тот момент, когда она злилась на него из-за Роуз. Где-то в уголке сознания трепыхнулась слабая мысль, что всему этому должно быть разумное объяснение, но она была слишком разгневана, чтобы мыслить здраво.

Она распахнула дверь гостевой спальни, запоздало подумав, что следовало постучать. Рой стоял посреди комнаты, вытирая коротко остриженную голову полотенцем. Его щёки были вновь гладко выбриты, и ей на мгновение подумалось, что всех этих лет в обличье дикого никогда не было. Только от колючего взгляда становилось не по себе.

— Перепутала спальни, миссис Свенсон? — криво усмехнулся он, и Оливия замерла, чувствуя, как его слова острым ножом врезаются в сердце.

— Я… Я тебе все объясню, — пробормотала она едва слышно.

— Объяснишь? Ты не обязана мне ничем, Бей… — Рой запнулся на полуслове. Не Бейли, уже нет. Давно нет. — Оливия.

Он отбросил влажное полотенце на кровать, подхватил с неё чистую футболку, оставленную Кэтрин, и натянул на себя.

— Это был единственный шанс, чтобы остаться в стае, понимаешь? — она подошла ближе в надежде достучаться до его благоразумия, но Рой только фыркнул.

— Ну конечно, я тебя понимаю, — наигранно радостно протянул он. — Кто захочет возвращаться в гильдию, когда можно стать женой Альфы. Столько привилегий, и в пять утра вставать не надо.

— Не смей говорить так, не зная, через что я прошла! — возмущённо воскликнула Оливия.

— Ты про брачную ночь? Думаю, всё было не так уж и плохо, хотя…

Звонкая пощечина эхом отскочила от стен комнаты, и Рой осёкся, хмуро поглядывая на Оливию. В её глазах вновь плескалось разочарование. Он горько усмехнулся: хоть что-то знакомое в этом перевернутом с ног на голову мире.

Позади раздалось негромкое покашливание, и, обернувшись, они заметили, что Ульрих стоит на пороге спальни.

— Мы ждём вас внизу, — сообщил он и, подойдя к кровати, бросил на неё несколько тяжёлых цепей.

— Это ещё зачем? — недовольно поинтересовалась Оливия.

— Я не стану рисковать, оставляя дикого на ночь в доме, — отозвался Ульрих, сложив руки на груди.

— Он в норме! — прорычала она.

— Лив… — устало вздохнул было Ульрих.

— Давайте без сцен, — скривился Рой и, подцепив оковы, подтянул их к кованому изголовью, чтобы закрепить. — Я надену эти чёртовы побрякушки.

— Не ожидал, что ты так легко согласишься быть в кандалах, — ликант скептически хмыкнул.

— А может, мне такое нравится, — нахально ухмыльнулся Рой.

— Не сомневаюсь, — едко бросил в ответ Ульрих, подходя к двери. — Спускайтесь ужинать.

* * *

Серебристая дорожка, дрожащая от ветра на водной глади, поднимается до самой луны. Он мог бы пойти по ней туда, где пустота и холод. Туда, где получится затушить этот пожар ненависти и хоть на мгновение обрести покой…

Располовинь сердце моё, располовинь,

Одну из половин себе забери.

Освободи кудри свои, освободи.

Где-то вдалеке трещит ветка, отдавая в голове гулким набатом. Он дергает мордой в направлении звука и, даже не успев принюхаться как следует, бросается в погоню. Чувства обострены до предела. Деревья мелькают перед глазами, лапы мягко пружинят о землю и корни, что дикими змеями взвиваются в воздух, норовят задушить в случайных объятиях. Небесное бельмо слепит зрачки, нервы оголёнными проводами вибрируют в теле, и этот зуд невозможно унять.

Здесь никого нет, они далеко позади.

Перед глазами мелькает тень. Резкий бросок, и истошный вопль оглушает, заставляя яростно впиваться в нежную плоть. Кости хрустят на зубах, скрипят сухожилия и хрящи. Кровь орошает траву, её вкус сладок, он утоляет жажду. Неуёмную жажду, что стянет горло с новой силой с приходом рассвета.

Луна по-прежнему висит над головой, освещая поле боя. Он спотыкается о длинную жердь, обтянутую тряпицей и обутую в сапог. От нее несет потом и смертью. Луна улыбается, незримая свидетельница его безумия. Её взгляд — холодный и серый — преследует по пятам.

Этот взгляд.

Он видел его сотни раз, но точно во сне.

Засыпай, я буду здесь,

Ничего не бойся.

— Привет… — детская улыбка сияет солнечным зайчиком.

Серые глаза светят ярче звёзд, и темнота вновь настигает сознание, заставляя рвать на части всё, что попадётся на пути. Трещат разрываемые на части сплетения мышц. Перед мордой вновь мелькает взгляд.

Этот взгляд.

В темноте есть лунный свет,

Нам не надо солнца.

Луна со смехом скрывается за чёрными тучами, а небо окропляет вязкая краснота. Сотни светлячков вокруг мерцают слишком ярко, жужжат, заползают под кожу, чтобы там жалить нещадно. Его тело горит, злоба заливает глаза алым.

Её глаза.

— Уходи! Ты понял меня? Прочь!

Глухой рокот зарождается где-то в грудной клетке, там, где спрятано главное, забытое, оставленное. Он ускользает под землю, впитывается в корни, и расцветает первой зеленью на деревьях, заставляя пространство рябить от ненависти.

Не разбуди зверя в лесу, не разбуди.

— Уходи!

Этот взгляд. Он давит, заставляя прижимать уши и съеживаться до размеров песчинки. Подчиняет, опутывает, принуждает…

Так же, как и её.

Цветы не обрывай, заметай следы.

Они сливаются в единое целое — оборотень и девушка. Его рука скользит по тонкой, изящной шее, чтобы следом спуститься к груди. Глаза в глаза, губы в губы, но всё, на что хватает сил, — броситься вперёд, чтобы развести, разделить и сомкнуть зубы на горле ликанта. Изорвать в клочья, напитаться кровью…

Освободи кудри свои, освободи.

Жаль, я не знаю, сколько там еще впереди [20].

Хриплый стон вырвался из горла, и Рой дёрнулся всем телом, выныривая из поглотившей его черноты.

— Тише, всё хорошо, —