Антанати. Первородная - Ксения Широ

день! — Радостный? Что она несёт? — Сегодня, в день когда бог дарует нам самый благостный день, случится событие, которое ознаменует наше с вами очищение! — я всё больше теряла суть её слов, но по спине пробежали мурашки. — Кровью убийцы мы смоем наши грехи! Во имя Единого Бога, во имя святой светлой магии! Во имя короны!

Толпа радостно взревела, приветствуя её речь, а у меня во рту разлилась горечь. Это она моей смертью решила замолить свои собственные грехи? И ещё приплела сюда своего бога и весь народ, что собрался на площади. Серьезно, это даже не смешно!

Тем временем меня провели по лестнице наверх. Жрица с помоста не ушла, но осталась стоять на его краю, наблюдая как меня привязывают к толстому столбу в самом центре помоста.

Кандалы с меня предусмотрительно не стали снимать. Стражники только отцепили одну сторону соединяющей цепи и пристегнули её обратно, только после того, как мои руки оказались за спиной, а я упёрлась в столб.

Дальше всё пошло медленно, словно время стало толщей воды. Стражники отступили и спустились к основанию лестницы. Жрица Серения почти что не двигалась и её лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, однако лихорадочный блеск в глазах я успела заметить. Потом на помост эшафота поднялись люди в белых балахонах, у каждого в руках была охапка дров. По одному они подходили к столбу и оставляли дрова у моих ног. Я насчитала тридцать «белых балахонов», прежде чем их шествие ко мне закончилось.

Резкий запах ударил в нос почти сразу, как только возложили последнюю охапку дров. Их чем-то пропитали? Видимо да, потому что никто больше не подошёл, чтобы разлить масло для поджигания. Наоборот, все отошли как можно дальше. Даже жрица наконец-то покинула свой наблюдательный пост и спустилась вниз к стражникам и «белым балахонам», которые уже успели образовать полукруг у основания помоста.

Какое-то время ничего не происходило. Толпа молчала, никто не собирался поджигать дрова. Всё стихло. Мне вдруг стало не по себе. Ожидание неизбежного вдруг начало давить на меня, и я начала нервничать. Всё ли пройдёт нормально? Я же не начну регенерировать прямо у всех на глазах? Будет больно, но магию задействовать никак нельзя.

Я уже начала обливаться холодным потом, как вдруг жрица вновь заговорила.

— Довольно молитв! — её звонкий голос прорезал тишину, словно горячий нож режет масло. — Да свершится же справедливость!

На этих словах из «белых балахонов» вышел один и швырнул в меня огненный шар. Он попал точно в разложенные вокруг меня дрова, и те вспыхнули, словно праздничные фейерверки.

Жарко стало почти мгновенно. От дров поднялся белый дым, который за долю секунды заполнил лёгкие, обжигая их изнутри и не давая возможности сделать хоть один глоток воздуха. Я закашлялась. Боль в груди была практически невыносимой. А жар вокруг меня всё нарастал и нарастал. Сквозь боль и оглушающий гул огня я услышала как ликует толпа на площади. Как кто-то радостно кричал «гори!», «убийцам место в преисподней!» и много всякого в том же духе.

И вдруг, нестерпимая боль прошила мои ноги. Отсюда я не могла наклонить голову и посмотреть что происходит, но это и не требовалось, я поняла что огонь уже добрался до моих ног. Крик вырвался наружу сам я даже не сразу поняла что это кричу я. В порыве страха и охватившей меня боли, я не выдержала и вернула себе силу. Магия пронеслась по венам, даря облегчение и ясность рассудка.

Вот же чёрт! Я чуть всё не испортила…

Пока никто не заметил того, что я стою в центре огня невредимая, сняла магию и снова её запечатала внутри. Оставила только крупицу магии, которая заблокировала все болевые ощущения.

Я снова горела. Чувствовала как плоть плавиться и шипит, как кожа пузыриться и лопается. Я даже чувствовала запах горелой плоти. Ощущения были такие, что меня выворачивало наизнанку от отвращения. Но благодаря магии, боли я больше не чувствовала. Задыхалась, кашляла, кричала, но не ощущала боли.

В какой-то момент, дым немного рассеялся и в прореху я успела заметить в толпе сгусток черного дыма. Он появился мгновенно и также мгновенно исчез. Раз… два…

Мой разум начал затухать. Я видела глазами уже через раз, дышать уже не получалось совсем, моя плоть превратилась в обугленную массу, пахнущую словно сгоревший в духовке окорок. В последний раз я открыла и закрыла глаза, перед которыми плясали языки пламени…

Сознание померкло, отправляя меня в темноту небытия.

Я умерла.

Глава 47. Дроу

Что значит родиться дроу?

Это значит быть совершенным и смертоносным оружием в руках Великой Паучьей Праматери. Быть бесстрастным и при этом кровожадным. Вот что значит родиться дроу.

А что значит родиться дроу и при этом ещё и мужчиной?

Это значит что помимо всего прочего, ты ещё и должен стать послушным рабом в своём же роду. Прислуживать женщинам и принимать от них всё, от похвалы и до наказания.

Я родился в знатной семье, благородных жриц богини Праматери. Надо ли объяснять что эта каста была самой жестокой в своём деле. Даже каста ночных охотников и воинов небыли настолько жестоки в воспитании своего потомства.

Дроу не владеют магией. Всё что у нас есть — это благодать Богини Паучихи. Она дарует своим детям сверх регенерацию, долголетие и особый дар, который позволяет общаться с духами природы. Но бывают и такие случаи, когда у дроу появляется магический дар. В возрасте десяти лет у потомка может появиться дар к магии тьмы или контроля, но самым редким и опасным считается магия крови. Для дроу она является самой опасной, так как на два других вида магии у дроу есть природное сопротивление. Магия же крови пробивает все барьеры и подчиняет всех беспрепятственно.

Моя судьба решилась, когда в возрасте девяти лет, у меня появился именно магический дар крови.

Воспитание в моём роду было и без того невыносимым — вечные физические тренировки и истязания, пытки и травмы, служение женщинам и бесконечные унижения. Поняв что стоит только старшим дроу узнать что у меня появилась магия, да ещё и крови, меня бы ждал настоящий ад. И я хранил эту тайну, скрывал свою магию долгих пять лет. Пока однажды магия не вышла из под контроля и не ударила в полную силу одну из моих старших сестёр.

То что происходило со мной следующие десять лет, даже вспоминать тошно. Меня лишили имени, прав и свобод. Все десять