Подменная дочь - Лора Лей

Дин Сяо и я, пошатываясь от усталости, приняли от слуг горячую воду и чистые пеленки (моя инициатива, тут просто протирают младенцев и матерей), посидели, пока девочка не начала чмокать (недолго, уснула в процессе), и только тогда занялись обмыванием, переодеванием сестры и новорожденной малышки и прочими хлопотами по наведению порядка в комнате.

За работой я не заметила, когда нас покинула Ян Линь, потому что Чен Юнь обращалась только ко мне: сестра то, сестра сё. Не до мамашки было. Зато, уложив заснувших девочек на чистое и оставив Дун Сяо рядом на кушетке отдохнуть, вышла и обнаружила сидящую прямо на ступеньках госпожу Гу, растерявшую аристократичность и спесь: просто усталая женщина в годах.

— Спасибо, Чень Ю… — медленно повернувшись ко мне, промолвила она. — И прости… за всё! Я…действительно…плохая мать…вам обеим…Ты права, во всем права…Я сбежала, я всех бросила…потому что жалела себя… И обижалась…на всех. Мне казалось, что я достойна большего…Это началось давно, еще до…отъезда…Я просто…играла свою роль, а в душе…Я устала ото всех и ото всего…Я…Мне хотелось…

— Не надо…матушка…Я понимаю, даже если Вы не поверите… — я не желала выслушивать ее исповедь. Не место и не время, да и вообще…Я смертельно устала…Упасть бы где и вырубиться, сил нет…

* * *

Я и упала, и проспала до вечера: не слышала ни разговоров служанок о последних событиях в городе и семье, ни суеты вокруг сестры — лекарь Сюн привел на смену Дин Сяо еще одну свою помощницу, ни того, как и меня Шеньки переодели…

Проснувшись, заглянула первым делом к Чен Юнь — та спала, на груди у неё снова лежала крошка, обе выглядели…нормально, на мой взгляд. Дин Сяо, улыбаясь, сказала, что девочка начала слабо, но сосать, ей по капле влили и разбавленное козье молоко (нашли ведь!), молодую мать тоже напоили чем-то нужным.

— Все хорошо, вторая барышня Гу, теперь справимся! Может, медленнее, но Сюн-шифу не видит особых проблем у обеих, да и я…уверена! Спасибо, что поддержали меня — поклонилась мне акушерка. — Вы первая из знати, кто не засомневался в моих…действиях. Спасибо!

— Тебе спасибо, Сяо-цзе…Если бы не ты… — ответила я и сделала знак Мяо наградить девушку дополнительно. Заслужила она.

* * *

Хотела пойти к бабушке, но Шеньки усадили за стол, и пока я ела (нет, жрала, как не в себя!), перебивая друг друга, рассказали, что госпожа Гу прямо отсюда пошла к бабушке, долго плакала у неё в комнате, момо Го даже заваривала успокоительный отвар, потом обе госпожи отправились в родовой зал и до сих пор там.

— Первый молодой господин уехал за женой, испугавшись, что ей в деревне рожать придется.

— Да пора бы, действительно, Айгуль уже вернуться… — заметила я. — А что отец?

— Ой, барышня! Его слуги говорят, сильно мужчины-то перепугались! Утром обрадовались, что все обошлось-то, Вас поминали добрым словом, потом разошлись, кто куда, но на ужин ждут в главном доме… — выпалила Сяо. — Теперь и о свадьбе…

Брякнула и затихла…Ага, благоприятная дата — послезавтра…Время есть, угу…А настроения — нет…

* * *

Несмотря на отдых, на семейное собрание я шла без энтузиазма и каких-либо мыслей — эдаким овощем или солдатом стройбата: сказали копать — копаю, сказали не копать — сижу, курю бамбук.

Поэтому выступление госпожи Гу меня не слишком тронуло, больше поразило: сразу по окончании трапезы она встала из-за стола и опустилась на колени перед отцом и давай каяться…Нет, артистизма «Нинки» у матушки Гу не было: она не заламывала руки, не заботилась о ракурсе, не старалась плакать красиво — просто тусклым голосом перечисляла причины своего поведения, свои проступки, рассказывала о жизни в провинции. Бабушка не остановила ее монолог и не дала это сделать отцу, хотя тот и порывался.

Я слушала, смотрела и в какой-то момент осознала, что, в общем и целом, могу эту тетку, ровесницу свою, понять и…простить: выдали замуж рано, не спрашивая, моталась по гарнизонам, рожала детей и принимала происходящее как должное. А лет в сорок, когда дети выросли, вдруг почувствовала, что жизнь прошла мимо, рутина достала, еще и муж прямо под носом изменяет с ближайшей подругой, а выбора-то нет — глотай. Это, конечно, грубые мазки, но картина её бытия ими рисовалась… Подмена дочерей и волнение за младшего, на которого муж сильно давил, расшатали ее мирок окончательно, и ссылка оказалась возможностью сменить обстановку.

— Я ни о ком тогда не думала, хотела лишь убежать далеко-далеко и стать свободной…Дышать полной грудью, рисовать, путешествовать, никому не прислуживать, ни за что не отвечать, не видеть надоевшие лица… Простите меня за всё, сейчас мне и больно, и стыдно за себя и перед вами всеми…Но не уверена, что сказала бы подобное тогда…или вообще когда-нибудь, не случись то, что случилось… — говорила матушка Гу тихо, но твердо, и ей…верилось.

«Да даже если и есть элемент игры, за то, что вернулась, переживала за Чен Юнь, пошла к бабуле и встала на колени в зале предков…Можно принять…Пусть сами решают, я соглашусь со всем. Сильной антипатии у меня к ней нет, а там видно будет» — подумала я, но вслух ничего не сказала, дослушала исповедь и помогла вместе с отцом подняться опустошенной откровениями и бессонной ночью матери Чен Юнь.

Бабуля знаками показала, чтобы все шли отдыхать, и генерал повел жену в её павильон… Слуги провожали их с надеждой в глазах:…Даст Бог, договорятся…супруги.

Глава 83

Проводив родителей Гу, я отправилась к себе, велела всем отдыхать, достала из заначки кувшин фруктового вина литра на два, уселась под деревом мушмулы у дальней стены в компании мастифов…и отдалась во власть русской меланхолии: прихлебывала из горла вино, любовалась хороводом звезд вокруг наливающейся полнотой луны на фоне бескрайней черноты неба, запевала тихонько по куплету почти забытые песни из прошлой жизни и…растворялась в окружающем времени и пространстве, погружаясь в некое подобие нирваны, где явь и сон смешались — я перестала понимать, где я и кто я…И захотелось выговориться…

— А что? Я — умная, так почему не поговорить с умным человеком? Вооот! — приложилась к кувшинчику, вытрясла последние капли, отбросила пустую тару, вызвав ворчание кого-то из мохнатых соседей. — Простите, ребята! Я потом уберу…

— Так о чем поговорим, Юля?