Долина смерти - Карина Халле

— Теперь седло, — говорит он, поднимая с земли тяжелое седло вместе с попоной. — Внимательно смотри. Это то, что удерживает тебя на лошади.

Я стараюсь сосредоточиться, но это нелегко, когда он постоянно поправляет мои руки, показывая, как правильно положить попону на спину Дюка и где затянуть подпругу. Каждое прикосновение кажется нарочитым, более долгим, чем это необходимо. Когда я наклоняюсь, чтобы затянуть подпругу, чувствую, как он прожигает меня взглядом.

— Хорошо, — наконец говорит он, и в его голосе звучит что-то такое, что заставляет меня поднять голову. Он смотрит на меня своим пронзительным взглядом, словно пытается разгадать какой-то секрет. — Ты быстро учишься.

— Я же говорила.

— Просто нужно приложить больше усилий, — говорит он, подходя ко мне и снова подтягивая подпругу. — Запомни: всегда нужно делать это дважды. Хитрецы вроде Дюка намеренно выпячивают ребра, когда ты пытаешься надеть седло в первый раз. А когда ты попытаешься сесть, седло съедет. Упадешь, а лошадь будет смеяться, — на его губах появляется слабая улыбка. — В любом случае, мы еще посмотрим, как быстро ты научишься ездить.

Ездить. В животе что-то переворачивается, и это не связано с близостью Дженсена.

— Помни, — говорит он, выводя Дюка из стойла, пока я отхожу в сторону. — Лошади чувствуют страх.

«Прекрасно. Это очень успокаивает», — думаю я.

Утреннее солнце пробивается сквозь кроны деревьев, пока Дженсен ведет Дюка к круглому загону. С каждым шагом мое сердце бьется все сильнее, воспоминания о том детском падении нахлынывают с новой силой. Здесь, на открытом пространстве, копыта Дюка кажутся огромными, а его спина — непостижимо высокой.

Дженсен останавливает Дюка в центре загона и жестом плеча подзывает меня.

— Левая нога в стремя, — говорит Дженсен, придерживая стремя. — Возьмись за рог и луку седла, а затем перекинь ногу через лошадь. Старайся не упасть на его спину, хотя не думаю, что ты сможешь ему навредить.

«Ты бы удивился», — думаю я. Мне не хотелось бы, чтобы он подумал, что я переживаю из-за лишнего веса. Пусть я и набрала немного за последние месяцы, но я все еще в форме.

Я, должно быть, слишком долго стою в нерешительности, потому что Дженсен меняется в лице.

— Нужна помощь?

— Нет, — цежу я сквозь зубы и хватаюсь за рог седла. Моя первая попытка оказывается ужасно неуклюжей: я поднимаюсь только наполовину и теряю равновесие. Дюк вздрагивает, и я замираю.

— Я тебя подстрахую, — говорит Дженсен, и его руки ложатся на мою талию, поддерживая. — Оттолкнись правой ногой, как будто приседаешь. Я помогу. Затем перенеси вес на левую ногу.

Там, где его пальцы касаются меня, разливается тепло. В этот раз он помогает мне подняться, и все получается легко. Внезапно я оказываюсь в седле, сердце бешено колотится, а в бедрах уже ощущается легкая боль. Дюк терпеливо стоит подо мной, но я чувствую его мощь, то, как перекатываются его мышцы при каждом вздохе.

— Теперь поставь правую ногу в стремя, пятки опусти вниз, — говорит Дженсен, мягко касаясь моей поясницы. — Расслабь бедра. Ты слишком напряжена. Двигайся вместе с ним.

— Двигаться вместе с ним? Я не хочу, чтобы он двигался, — говорю я, пытаясь расслабиться. Но это невозможно, когда Дженсен касается меня и земля так далеко. — Ты уверен, что лошади чувствуют страх?

— Абсолютно уверен, — отвечает Дженсен, убирая руку с моей спины. — Но Дюку уже все равно. Держи поводья одной рукой, большой палец сверху. Пятки вниз, спина прямая. Наклони таз вперед.

Клянусь, в этом последнем указании есть какой-то скрытый подтекст.

Дженсен начинает идти, и Дюк послушно двигается за ним. Я крепко хватаюсь за рог седла, чувствуя себя одновременно напуганной и неуклюжей. В Куантико я была в отличной форме, а сейчас чувствую себя беспомощным ребенком, катающимся на пони.

— Все хорошо, — говорит Дженсен. — Расслабь спину, но не сутулься. Вот так. Позволь своим бедрам двигаться вместе с ним.

Он продолжает идти, и Дюк мерно двигается по загону. К третьему кругу я начинаю чувствовать ритм, мое тело адаптируется к движению.

— Уже лучше, — говорит Дженсен. Он смотрит на меня своим сосредоточенным взглядом, словно я — неразгаданная головоломка. — Но в горах так не будет. Давай попробуем рысью.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он цокает языком, и Дюк ускоряет шаг. Плавная ходьба сменяется тряской, и я еще крепче хватаюсь за рог седла. Удары от каждого шага отдаются в копчике. Мне больно и страшно, что Дюк сейчас чего-нибудь испугается и я упаду. Мое тело уже слишком старо для таких падений.

— Не сопротивляйся, — кричит Дженсен. — Сядь ровно. Почувствуй ритм.

Я пытаюсь, но все получается неправильно. Меня подбрасывает, как мешок с картошкой, и пальцы судорожно сжимают поводья. В тот момент, когда меня охватывает ужас, Дженсен догоняет Дюка и поддерживает меня за спину.

— Вот так, — говорит он и отходит в сторону. И вдруг я чувствую ритм, который он пытается мне передать. — Вот, теперь получается.

Солнце поднимается все выше, и, несмотря на утреннюю прохладу, по моей спине струится пот. Но постепенно, через боль и усталость, у меня начинает что-то получаться. К тому моменту, как Дженсен объявляет перерыв, мои ноги трясутся, но я все еще держусь в седле.

И это уже можно считать маленькой победой.

Дженсен помогает мне слезть с лошади, его руки уверенно обхватывают мою талию. Мои ноги едва не подкашиваются, когда я касаюсь земли. Мышцы дрожат от непривычного напряжения. Он поддерживает меня и отходит назад.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, забирая у меня поводья Дюка.

— Как будто я только что сделала тысячу приседаний, — отвечаю я, пытаясь размять затекшие мышцы. И тут я замечаю, как Дженсен смотрит на меня. В его взгляде появляется какое-то темное выражение, и он отворачивается.

Он принимается осматривать амуницию Дюка.

— Завтра будет болеть еще сильнее. Но у тебя получилось лучше, чем я ожидал.

— Для городской девушки, что ли? — с иронией спрашиваю я.

— Для той, кто боится лошадей.

Я напрягаюсь.

— Я не боюсь…

— Да ладно тебе, — он бросает на меня оценивающий взгляд. — Я же вижу, как ты себя ведешь. Что-то случилось? Или ты просто так боишься?

— На самом деле я с детства была одержима лошадьми, — признаюсь я. — Мечтала только о верховой езде. Отец наконец-то сдался и записал меня на урок в конноспортивный центр. Меня сбросила лощадь уже через несколько минут. Я сильно ударилась головой. Спасибо шлему, — не знаю, почему я ему рассказываю. — После этого я больше не садилась на лошадь. — Даже когда Лейни просила