Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

Какое-то время мы еще провели в тишине, пока я честно пыталась понять, что мне делать дальше, но кроме желания опустить руки и не ломать будущую жизнь маленькому человеку я ничего не ощутила. Я уже собиралась озвучит доктору, что хочу сделать аборт, как мужчина неожиданно поднялся.

– Я знаю, что вам нужно, – заявил он и скрылся за дверью, но уже через пару минут вернулся с инвалидным креслом. – Давайте прокатимся кое-куда.

У меня было так мало сил, что врачу пришлось поднимать меня с постели на руках, как маленького ребенка, и усаживать в каталку. А после был недолгий заезд по коридорам и небольшая заминка перед кабинетом с надписью «УЗИ».

Я догадалась, что собирался делать мой лечащий доктор, но еще до того, как оказалась внутри, поняла, что меня не переубедить. Шесть-семь недель – это сколько? Совсем ничего. В моем животе даже не эмбрион – так, пара клеток непонятной формы. Сложно воспринимать их ребенком и будущим человеком. Поэтому, пока врач водил по моему животу аппаратом, размазывая гель и тыча пальцем в экран, я не испытала ничего. Ни умиления, ни радости. Только сожаление, что мне придется задержаться на какое-то время в больничных стенах, чтобы все это прекратить.

– А сейчас давайте послушаем сердечко, – стоя за спиной врача ультразвуковой диагностики, говорил знакомый мне мужчина. Я даже не успела уточнить, зачем нам слушать мое сердце, ведь оно стучало спокойно и устало, как вдруг по кабинету расплылось громкое «тук-тук-тук-тук-тук».

Это точно было не мое сердце. Мое билось медленнее, будто через силу, а это звучало уверенно, пусть и поспешно. Это сердце отбивало ритм четко, утвердительно, словно говоря: «Я есть, я здесь, я буду. Слушайте все меня!».

– Это ваш малыш, Аня, – улыбаясь, объяснял мне мой будущий лечащий врач, Виктор Геннадьевич. – Так звучит сердцебиение вашего ребенка.

А я не могла в это поверить. Шесть недель. Меньше сантиметра, а сердце – уже бьется. Не просто набор клеток, а уже жизнь.

Наверное, только в тот момент я действительно приняла тот факт, что внутри меня есть кто-то еще. Кто-то очень маленький, совсем незаметный, но готовый преодолевать трудности. Ведь уже сейчас, несмотря на свои размеры и ничтожный срок, он заставлял свое сердечко стучать так, словно чужое мнение его не интересовало.

Маленький человек. Очень-очень маленький, но уже человек. Мой.

Я еще долго ревела прямо там, на кушетке. Виктор Геннадьевич вместе со вторым врачом успокаивали меня и объясняли, что будет тяжело, но оно того стоит. Что предстоит много работы, что сейчас мой организм не готов к нагрузкам, которые повлечет за собой беременность, но, если я готова постараться, они мне помогут.

– Так как, Анна Леонидовна? Поможем этому малышу увидеть свет?

Беременность протекала куда сложнее, чем я ожидала, хотя с самого начала морально была готова к трудностям. Увы, нервный срыв, который я перенесла на ранних сроках, плюс общее истощение плохо сказались и на мне, и на малыше, поэтому большую часть положенного срока я провела в больнице с небольшими перерывами на побывку дома. Разумеется, ни о какой работе речи не шло, и вся забота обо мне упала на родительские плечи.

Они ни словом, ни взглядом ни разу меня не попрекнули. Мама и папа были рады стать бабушкой и дедушкой и с нетерпением ждали момента, когда смогут взять внука на руки. Даже нашу бывшую с Леркой комнату готовы были переделать в детскую, но я отказалась. У меня была договоренность с квартиросъемщиками на один год, и, когда он вышел, продлевать договор мы не стали. Пусть с родителями было проще, а деньги за съем были хоть небольшим, но стабильным доходом, я все же хотела жить со своим ребенком в собственном доме. Это, конечно, не вилла на берегу моря с панорамными окнами в два этажа, а всего лишь двухкомнатная квартирка в центре Екатеринбурга, но зато там мы могли быть по-настоящему счастливы.

Я соврала бы, сказав, что не думала о Диего. Порой мне казалось, что я не забывала о нем ни на минуту, и каждый раз, положив руку на росший живот, я представляла, как бы это делал Ди. Разумеется, я срывалась. Плакала, выла в подушку, жалела себя. Но каждый раз я позволяла себе пережить этот момент слабости, а после вытирала глаза и заявляла, что мой ребенок будет самым счастливым. Потому что у него есть мама, которая будет любить больше жизни, и папа, который станет его ангелом-хранителем.

Мой сын появился на свет в середине лета. Несмотря на все сложности, здоровый мальчик весом три килограмма и пятьсот шесть грамм. Роды были тяжелые, после восьми часов было принято решение провести кесарево, и я очень боялась, что что-то пойдет не так. Но все страхи и переживания смыло из головы сразу же, как только мне дали впервые подержать сына на руках. И я снова плакала, но в тот момент это были не слезы боли или слабости, а слезы очищения.

Ведь я смогла. Я выцарапала у судьбы право на жизнь для этого пухлого малыша с короткими темными волосами. И уже тогда, глядя на его красное, припухшее лицо, я знала, на кого мой Александр будет похож.

На своего отца. Который, я не сомневалась, смотрел на нас с небес и улыбался.

Глава 13.

– Нет, ну это не дело! – распахнув дверь моего кабинета без стука, внутрь уверенной походкой начальника вошел Павел Андреевич. – Ты всерьез собираешься променять вечеринку в честь собственного дня рождения на кипу бумаг?

Нехотя я оторвалась от черновика договора, в котором маркером помечала пункты, которые мне не нравились. Но если подчиненные от моего грозного взгляда терялись, то боссу было совершенно все равно на мое недовольство.

– Мне осталось всего восемь страниц! – обреченно выдохнула я, уже понимая, что доработать мне не дадут.

– А мне осталось шесть минут до того момента, как твоя сестра начнет названивать и причитать, что это я тебя уморил работой, – безапелляционно заявил Паша. Не спрашивая разрешения, он обошел стол, подхватил мышку и начал закрывать все окна на рабочем столе компьютера. – Поэтому давай не будем подставлять друг друга и просто быстренько спустимся вниз, сядем в машину и постараемся не опоздать. Иначе Лерка нас обоих со свету