Укушенная - Джордан Стефани Грей

— Это грёбаный бардак.

Бардак…

Это слово проникают мне под кожу и ныряет между моих сломанных костей. Этот парень не офицер и не мой друг. Я поднимаюсь на колени и ищу нож в крови моей самой старой подруги.

— Ищешь это? — он опускается на колени, размахивая окровавленным ножом перед моим лицом. Я протягиваю руку, чтобы выхватить его, гнев почти заглушает боль. Я рычу на него, и он хмурится.

— Ты же не хочешь, чтобы это превратилось в ещё большую битву, чем она уже есть, — говорит он. Взгляд его глаз впивается в меня, с каждой секундой разгораясь всё ярче. — Ты должна пойти со мной.

Он — псих. Настолько псих, что думает, будто я последую за ним куда угодно.

— Я лучше умру.

— Это ещё можно устроить, — огрызается он.

Я сжимаю руки в кулаки. Я ненавижу его. Что-то в том, как он наблюдает за мной, склонив голову набок, словно хищник, выслеживающий свою жертву, действует мне на нервы. Я ему не доверяю. Я хочу, чтобы он ушёл.

— Папа, — говорю я. — А где все остальные? Где остальные офицеры?

Отец не отвечает. Отвечает парень.

— Сбиты на дороге. Дикий кабан выбежал перед полуприцепом. Устроил настоящий бардак, но вся полиция не нужна, — его взгляд призывает меня возразить.

— Папа.

Он кладет дрожащую руку мне на плечо.

— Ванесса, я… Ты… тебя укусили, милая.

— Знаю, — наверное, я должна была умереть. Но я не умираю. Боль пронзает грудь, но единственное, что я чувствую — по-настоящему чувствую — это ярость. Я не могу этого понять, с трудом могу распознать эмоцию, вызванную агонией Селесты, которая вскрывает моё сердце, но она есть. Это больно.

— Почему…

— Никаких вопросов, — говорит парень моему отцу. — Всё, что тебе нужно понять, это то, что она пойдёт со мной, или она не уйдёт с места преступления живой.

Я оборачиваюсь. Дорожная лента, папина полицейская машина и мигающий сине-красный светофор на этой стороне дороги. Машина скорой помощи скрывает нас из виду. А между мной и машиной скорой помощи — полностью затемнённый внедорожник «Роллс-Ройс». Рядом с ним стоит очередь из людей, некоторых я узнаю по пляжу, других — нет. У каждого на шее висят золотые гербы в виде медальонов размером с монету.

Я с трудом сглатываю.

— Папа, кто..?

— Никаких вопросов, — повторяет парень низким и грубым голосом. Он пытается поднять меня на ноги, его горячая ладонь сжимает моё запястье, но папа отбивает его руку дубинкой.

— Не прикасайся к моей дочери.

Парень рычит и выпрямляется. Он примерно на фут выше моего отца. Может быть, и на фут шире. А папа — он смотрит на парня снизу вверх будто мальчишка с дрожащим подбородком и сопливым носом.

— Я не спрашиваю у тебя разрешения. Ты можешь уступить или столкнуться с последствиями для себя и своей семьи, — парень хватает папину дубинку, и она почти мгновенно рассыпается в его руках, превращаясь в пластиковое конфетти, осыпающее волосы Селесты. Я хочу собрать все осколки и задушить его ими. У меня хрустят костяшки пальцев. Кожа горит. Грудь тяжело вздымается.

Но даже несмотря на то, что этот безумный гнев бьёт по моим сломанным рёбрам, я дрожу. Папа — ничто по сравнению с этим парнем. Что-то… что-то с ним не так. Неестественно. Та самая неестественность, которая чуть не разорвала меня пополам. Та же, что убила Селесту. Я прижимаю её к себе ещё крепче, чувствуя, как напряжение скручивает мой позвоночник.

— Ты хочешь, чтобы я согласился? — спрашивает папа, не отступая, даже когда его глаза расширяются, и он вытирает нос тыльной стороной ладони. — Отлично. Если это сохранит ей жизнь, я сделаю всё, что потребуется. Но ты не причинишь ей вреда. Поклянись в этом. Поклянись мне в этом сейчас.

Парень пристально смотрит на него. Тишина между ними гудит, как электрический разряд. Парень всё ещё держит мой нож, перебрасывает его в другую руку и ловко ловит. Угроза.

— Мы не причиним ей вреда, — говорит парень.

Я смеюсь над этим. Мне и так больно. Кровь течет даже там, где они не видят.

Папа поворачивает моё лицо к себе. У его зелёных глаз появляются морщинки.

— Послушай меня, тебе нужно встать и уйти с… с этим молодым человеком.

Я отказываюсь.

— Отпусти её, Ванесса. Она умерла, и если ты хочешь получить шанс выжить, тебе нужно убираться отсюда, — его голос срывается на полуслове — Селеста была ему почти такой же дочерью, как и моим другом, — и на его лице появляется ещё большее выражение отчаяния. — Тебе нужно уйти.

Он отрывает мои руки от неё, но я сбрасываю его с себя легким толчком. Он пятится назад, спотыкаясь о неровности дороги. Чуть не падает. Мне всё равно. Когда он спохватывается, я скалю на него зубы:

— Я. Обещала.

— Превращение уже началось, — говорит парень папе. Он снова щелкает циферблатом своих часов. — Время на исходе.

Папа пристально смотрит на меня, его лицо бледнеет с каждой секундой. Его взгляд опускается на мою талию, на кровь, запятнавшую разрезы на майке, которую я одолжила у Селесты. Я смотрю на неё, лежащую у меня на коленях, на папино лицо, на парня над нами.

— Я не оставлю её. Она заслуживает большего, чем… что бы то ни было.

Папа снова плачет, и я ненавижу этот звук. Я даже ненавижу слабость за его поникшими и трясущимися плечами.

— Позволь мне пойти с ней, — пытается папа.

Парень качает головой, засовывая мой нож в карман вслед за часами.

— Это не наш закон, человек.

— К чёрту ваши законы!

Кричать — неправильно, и папа это знает. Люди возле внедорожника мгновенно устремляются вперёд. Они двигаются так, словно состоят из лавы и пара. Жидкий жар и опасность.

— Время вышло, — командует парень. — Каков твой выбор?

Взяв себя в руки, разгладив сначала рубашку, а затем и значок, папа говорит:

— Помоги мне схватить её.

Я вздрагиваю.

Они одновременно тянутся ко мне, отрывая моё тело от тела Селесты, но я сопротивляюсь. Папа легко отстраняется, но парень — я не могу от него отбиться. Его рука сжимается на моём плече, как кандалы, и он тащит меня прочь, будто я лёгкая, как перышко.

— Это моя подруга, — шиплю я. — Отпусти меня!

— Ты не в своём уме, но это пройдёт. Или нет, и ты умрёшь, — хрипло говорит он. — С этого момента ты принадлежишь двору Королевы Волков.

Это не имеет смысла, ни слова, слетающие с его губ,