Следующая цель – твое сердце - Нетта Хайд

Пока мы находимся в этом мраке, мы остаемся живыми, и я стремлюсь держать ее за руку, даже если между нами стоит эта беспощадная веревка.

Наши сердца еще стучат – и в этом будет наш бунт против мира, пытающегося притвориться, будто нас больше нет. Но как же я ошибалась, думая, что у нас есть этот чертов шанс…

***

Темнота мешков на головах все та же, но шум вокруг переменился. Теперь вместо звука двигателей я слышу громкие голоса, смех и назойливый шепот. Словно мир, в который нас привезли, решил предстать во всей своей жестокой красе. Мы все еще связаны, руки ноют от боли и затекания. Но больше всего страшит то, что ждет нас впереди.

– Вставайте, – резкий голос того самого человека, который навсегда будет преследовать меня, резко прерывает мои мысли. Холодные руки выхватывают нас из темноты, лишая коротких мгновений болезненного спокойствия.

Меня тянут за плечо, поднимая на ноги, и боль в моем животе становится настолько сильной, что я, кажется, перестаю дышать. Как будто внутри находится сотня осколков, которые протыкают мою плоть, заставляя сложиться пополам, в надежде унять это чувство.

– Я сказал: встать! – громко кричит мужчина и тянет меня за руку, выпрямляя, а затем сбрасывает мешок с головы. В глаза сразу бьет яркий свет – он режет так сильно, что хочется снова спрятаться в темноту.

Этот «человек» передает нас в руки другого, который поднимает нас на сцену, освещенную яркими лучами фонарей из зала.

Мир вокруг снова обретается во всем своем ужасе: люди. Мужчины в цветных, дорогих костюмах разных возрастов, разных национальностей и разных телосложений. Но всех их объединяет одно – жестокое выражение лица, без тени доброты и жизни. Они сидят на рядах стульев и оценивающе смотрят на нас.

Взглянув в сторону, я вижу красивое, но мокрое от слез лицо моей старшей сестры. Ее глаза расширены страхом, а губы искусаны в кровь. Моя Мида всегда была той, кто стоял за меня, той, кто выдерживал все, но сейчас… Сейчас она сломлена и разбита окончательно…

Я встречаю ее взгляд, в котором отражается бездна боли и отчаяния. Но мои глаза остаются пустыми, как бы во всю принимая все, что произошло и еще предстоит. Я должна быть сильной, холодной, безэмоциональной. Я больше не могу позволить себе слезы, потому что их больше нет… Они исчезли вместе с счастливой жизнью в тот день.

– Лот номер три, – объявляет лысеющий мужчина в микрофон, который издает сперва громкий писк, а только потом его грубый голос. Он, держит нас за руки, словно мы не люди, а товар. – Две девочки, одиннадцать и тринадцать лет. Европейская внешность, чистая кожа, без видимых дефектов, обе невинны и абсолютно чисты, – говорит он и обходит нас, позволяя встать рядом.

Я опускаю взгляд на свое платье, которое совсем не выглядит чистым, а затем смотрю на Миду, которая снова всхлипывает, осознавая, что будет происходить дальше. Я сжимаю губы, чтобы не выдать своих эмоций. Живот по-прежнему болит, но я успокаиваю себя тем, что это просто физическая боль, с которой легче справиться, чем с дырами в моем сердце и душе.

– Начальная цена – двадцать тысяч долларов.

Минута молчания сменяется шепотом, волна аукционного зала охватывает нас. Люди поднимают карточки, переговариваются, обсуждают нас, указывая пальцами, торгуются, как за предметы, которыми можно просто обладать.

– Двадцать пять тысяч, – вылетает из толпы. Мида, стоящая рядом сглатывает слезы, и я едва достигаю ее плеча своим, тихонько напоминая, что я здесь.

– Тридцать! – резко перекрывает остальных голос светловолосого мужчины в голубом костюме, пуговицы пиджака которого едва не трещат на его животе.

Мир вокруг становился все невыносимее. Шум торга, запах пота, смешивающийся с духами тех, кто пришел за своей свежей добычей. Каждое предложенное число звучит, словно удар. Контрольный выстрел в голову.

– Пятьдесят тысяч!

Когда цена останавливается, я невольно смотрю на нашего покупателя. Крепкий мужчина с гладко выбритым лицом и холодными глазами. Он подходит к ведущему, что-то ему говорит, продолжая нас оценивающе рассматривать, а после они куда-то уходят, а нас уводят в сторону бордовых кулис

Внутри все продолжает ломаться. Но не по-настоящему – я держу себя в руках. Я должна оставаться сильной, если я сейчас разрушусь, что будет с Мидой? Кажется, что мы с ней поменялись местами. Теперь я буду защищать и оберегать ее. Пусть на грани пропасти, но я должна стоять прямо, даже если внутри уже нет ничего, кроме пустоты.

В момент, когда меня уже тянут за руку, я оборачиваюсь к сестре. Ее глаза наполнены страхом, и я даю ей посмотреть в свои. Пусть она найдет в них уверенность, пусть на миг выплеснет на меня свою боль.

***

Темнота и беспросветная ночь.

Мы вновь в грузовике. Мешков на головах нет, но руки связаны, а наши души разрушены. Нас везут в Майами, это я понимаю, когда мы проезжаем опознавательный знак с наименованием города.

Нас везут в красивый город, с потрясающими пейзажами, которые я видела по телевизору и изучала на уроках географии, но вряд ли нам позволят насладиться им в полной мере.

Нас везут в неизвестное будущее, вернее, в будущее, которое я даже не могу и не хочу представлять. Рядом Мида, мой маленький лучик света, моя старшая сестра, которая прижимается ко мне своими ногами. Ее тело дрожит от страха, каждое ее движение отдается болью в моем сердце.

Мы едем долго, может, часами. Я теряю счет времени, мысли становятся тягучими, словно вязкий мед. В памяти все еще ярким пятном стоит лицо того, кто безжалостно убил наших родителей и привез в это странное место, где на нас смотрели те черствые люди из зала. Среди них выделяется одно, самое бездушное, самое холодное лицо нашего нового «владельца», который сейчас не здесь, но нет сомнений, что мы скоро встретимся.

Когда грузовик останавливается, нас вытягивают на улицу. В воздухе ощущается тепло Майами, странно пробирающее холодом до самых костей. Нас ведут в какое-то здание, мы не знаем куда. Но шаг за шагом наша надежда разбивается, пока мы не оказываемся внутри.

Там темно и пахнет сыростью. Ступени и двери, двери и ступени – наш путь петляет, как лабиринт. И вот, наконец, комната. Маленькая, едва освещенная лампочкой на столе, диван с выцветшими пятнами, сломанный телевизор на потрескавшемся полу, давнишние темные