Следующая цель – твое сердце - Нетта Хайд

Он здесь. Сидит на этом диване, раскинув руки на спинку и закинув одну ногу на другую. На нем белоснежный костюм, вычищенные до блеска туфли и яркая, жестокая улыбка на лице.

– Добро пожаловать домой, принцессы! – радостно произносит он, оценивающе рассматривая свой новый товар.

Дом. Такое красивое и важное слово стало вызывать отвращение и желание проблеваться.

Дом. Место, где когда-то было уютно, весело и тепло, стало местом, где мы будем чувствовать исключительно боль и страх.

Дом. Место, где я была счастлива вместе со своей семьей, стало местом, где я ненавижу все и всех вокруг.

Дом. Место, где пахло выпечкой и звучали голоса родителей, стало местом, где слышны лишь наши крики о помощи и его громкие стоны.

Это не дом. У меня нет дома. Больше нет.

Сейчас. Есть. Только. Ад.

Проходит первый день и первая ночь. Внутри непривычно, неприятно жжет и саднит, как будто там поселился ледяной комок или булава, которая прокручивается по часовой стрелке на высокой скорости. Наши тела изранены в кровь от его ударов. Порезы на спине горят огнем. Мы кричим, но никто не слышит. Никто не спасет. Мы во власти чудовища. С этим нужно смириться.

Он запирает комнату, и перед своим уходом выкручивает из торшера лампочку, превращая все вокруг нас в страшную темному. Мы видим свет только когда он здесь.

Он приходит каждое утро. Каждую ночь. Он смеется и кричит. Он играет нами. Он наслаждается нашей болью. Он живет нашими страданиями, измарав каждую минуту нашего существования своей жестокостью. На спине уже невозможно сосчитать число порезов.

Пока его нет, я сижу на полу, не в состоянии лечь ни на живот, ни на спину. Я не могу спать. Кажется, если я усну, то он снова придет и накажет меня за это. Каждая боль, каждый крик – это еще один шаг вниз, в бездну отчаяния.

Мида молчит. С каждым днем ее голос становится все тише и тише. Она перестала кричать на третью ночь, потом перестала стонать, да и вообще издавать какие-либо звуки.

Мы стали лишь объектами, пустыми оболочками, которые больше не имеют права ни на что, кроме как позволить этому «человеку» сделать свое дело и уйти, оставить нас на несколько часов для передышки и восстановления.

День двадцать девятый.

Я знаю, сколько мы здесь. Мне не пришлось вырисовывать на старых обоях черточки, как делал это Робинзон Крузо. Вместо меня это делал он, оставляя на спине после каждого раза грубые, рваные порезы. Мне кажется, я перестала чувствовать боль уже на десятый день. Я перестала чувствовать вообще что-либо.

Он входит в комнату, насильно разрывая пустоту вокруг нас своим присутствием. Подходит к торшеру и, уже по привычке, вкручивает туда лампочку. Так же, как и делал уже пятьдесят семь раз, он устанавливает камеру на штатив, и по зеленой мигающей точке я понимаю, что его личное «шоу» снова начинается.

Мида лежит рядом со мной, ее глаза пусты, но все еще полны страха. Она практически не шевелиться. В тишине едва слышно ее рваное дыхание.

– Пора, – говорит он, затягивая свою руку в кожаную перчатку, которой он талантливо «разрисовывает» наши спины.

Он подходит ко мне, и я, уже готовая к тому, что меня ждет, с трудом подаюсь вперед, но он обхватывает мое лицо холодной рукой и, с блеском в глазах, обводит пальцем мои сухие губы, просовывает его в рот, а затем машет им передо мной и отходит к сестре.

Обычно, по утрам он берет меня, а вечером наслаждается временем с Мидой, заставляя нас смотреть на происходящее сидя в первом ряду, точнее, на полу.

Он тянет Миду за волосы, подводит к центру комнаты и ставит ее обессиленное тело на колени, но она падает. Он бьет ее ладонью по лицу и снова ставит на колени, опуская ее корпус вперед, на этот раз удачно. Стягивает с себя штаны до колена и резким толчком делает то, что делает обычно.

Она молчит. Я молчу.

За это он бьет ее по голове, оттягивает за шею назад и грубо толкается, пока она пытается кое-как постанывать, чтобы доставить ему удовольствие, которое он так требует. И когда он почти заканчивает, я замечаю, как он вытаскивает нож, холодный блеск его лезвия освещается тусклым светом лампочки.

– Смотри, – он поворачивается ко мне… улыбается. – Внимательно смотри, – повторяет и приставляет острое лезвие не к спине, как делал это всегда, а к шее моей любимой сестры.

Мида смотрит на меня, ее руки тянутся к горлу, изо рта вырываются последние звуки, в которых тонет весь ее страх и боль.

Я пытаюсь подняться на ноги, но мое тело не слушается, и я падаю. Падаю прямо перед ними, а когда поднимаю голову, то мое лицо заливают страшные, теплые капли.

Тело моей сестры падает на пол, окрашивая старый, пятнистый ковер в красный цвет.

Она мертва.

Моя Мида мертва.

Он убил ее. Он забрал у меня ее.

Болью заполняется вся комната. Я кричу. Кажется, что кричу. Но это не спасает. Моя душа разрывается напополам вместе с ее жизнью. Она уходит в темноту.

Теперь я осталась одна.

– Вечером твой выход, принцесса, – говорит он, натягивая на себя штаны, а после вытирает перчаткой кровь Миды с острого ножа.

Он собирается выйти из комнаты, но, внезапно, комната наполняется странным, густым дымом, который напоминает туман. Громкие крики, мужские голоса, звуки выстрелов. Затем сюда врывается какой-то мужчина в военной форме. Он нападает на нашего мучителя. Валит его на пол, заламывая руки, а затем бросает на меня взгляд и говорит:

– Вставай и беги до тех пор, пока легкие не перестанут принимать кислород!

Я молчу, продолжая сидеть рядом с телом сестры, не в состоянии принять в серьез его слова.

– Тея, вставай и беги! – он снова кричит мне это, и я, не понимая, откуда во мне берутся силы, делаю это: поднимаюсь на ноги и бегу.

Бегу так, как говорит этот мужчина. До тех пор, пока легкие не перестают принимать кислород…

***

Сердце сжимается до состояния невозврата, когда я выныриваю из своих воспоминаний, как будто пробуждаюсь после страшного сна. Я продолжаю пялиться на эту комнату. Продолжаю, как завороженная рассматривать кровавые пятна на ковре и изучать потрепанный диван у стены.

Все кажется таким настоящим. Точно таким