Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

ночных кутежах. К тому же, черты лица у очередного претендента на руку Лоренцы были довольно расплывчатые, а во всём его облике чувствовалась какая-то манерность.

– Я уже видел Вас раньше, – вдруг заявил молодой человек.

– Да, на вечере у Сансеверино, а потом – на балу в замке.

– Нет, ещё до того.

Лоренца невольно ощутила беспокойство:

– Возможно, во Флоренции или в Риме?

– Нет, я там не бывал.

– Тогда где?

Загадочно усмехнувшись, Галеаццо также неожиданно сменил тему:

– Мой дядя желает, чтобы мы поженились.

– А Вы всегда слушаетесь герцога?

– Как же иначе? Ведь я завишу от него.

– Но Вы могли бы стать кондотьером, как Ваш брат.

– Для найма солдат нужны деньги. У Джованни, по крайней мере, есть постоянный доход с Пезаро и жена, через которую он может добиваться милостей у папы.

– А на какое приданое могу рассчитывать я? – не моргнув глазом, поинтересовался, племянник Моро.

Опешив от такой наглости, девушка затем всё же перечислила основное имущество, которым владел её приёмный отец. Молодой человек сразу оживился:

– Дом и лавку можно выгодно продать. К тому же, сеньор Лодовико обещал взять на себя все расходы, связанные со свадьбой.

– Если она состоится.

– Что Вы имеете в виду?

– Только то, что я не намерена выходить за Вас замуж.

– Почему? – на лице Галеаццо возникло глупое выражение.

Поняв, что толковать ему о любви бесполезно, дочь Великолепного высокомерно ответила:

– Вы получите моё приданое, а что получу я?

– Как что? Мужа.

– И только? Герцог мог бы подыскать мне человека более состоятельного и с титулом.

– А как же родственные связи? – оправившись от растерянности, возразил молодой человек. – Ведь мы, Сфорца, числим в своей родне почти всех итальянских правителей. В том числе, Феррары, Мантуи, Урбино и Неаполя. Не говоря уже о папе и императоре, женатом на моей двоюродной тётке.

– Но что толку от этого? Или Вы собираетесь вместе со мной всю жизнь скитаться по этим дворам и жить за счёт своих родственников?

– Нет, мне хорошо и в Милане.

– К тому же, с Вашей красотой, донна Лоренца, Вы легко очаруете моего дядю, который весьма щедр по отношению к женщинам, – с противной улыбкой добавил Галеаццо.

– И Вы не возражали бы, если бы Ваша жена стала любовницей Вашего дяди?

– А почему я должен возражать, если это нам обоим принесёт выгоду? Ведь здесь многие считают это за честь.

Лоренца едва сдержалась, чтобы не залепить пощёчину племяннику Моро, превзошедшему, по её мнению, своим цинизмом даже Цезаря Борджиа. Вместо этого она ограничилась фразой:

– Нет, я никогда не выйду за Вас!

После чего отвернулась, давая всем своим видом понять, что разговор закончен. Сделав несколько безуспешных попыток продолжить его, Галеаццо надулся и тоже умолк.

После ужина всё придворное общество отправилось в сад. Одни расположились возле фонтана и слушали пение неутомимой донзеллы Дианы, другие завели спор на модную тему о платонической любви, третьи прогуливались между кустами нежно пахнущих роз или сидели в беседках, в то время как Корте Дукале постепенно погружался в сумерки.

Когда уже совсем стемнело, Лоренца не ушла вместе с донзеллами, а спряталась в нише за одной из статуй. Она решила снова попытаться проникнуть в покои вдовствующей герцогини. Но, оказалось, что не у неё одной были планы на вечер. Неожиданно девушка услышала голос Моро:

– Не будьте такой холодной, Лукреция! Вы же видите, что я весь пылаю от страсти!

– Но как я посмотрю в глаза герцогине, Ваша Светлость? – пролепетал в ответ женский голос.

Не расслышав, что ответил супруг Беатриче своей очередной жертве, дочь Великолепного осторожно выглянула из-за статуи и увидела удаляющийся тёмный силуэт. Затем она услышала странные звуки: будто где-то рядом тихо и обречённо плакал ребёнок. Повинуясь порыву, девушка вышла из ниши, и увидел Лукрецию Кривелли, одну из самых красивых донзелл герцогини.

– Что с Вами, мадонна Лукреция?

Поспешно вытерев рукавом глаза, та исподлобья посмотрела на Лоренцу:

– Ничего, соринка в глаз попала.

Однако дочь Великолепного не собиралась отступать:

– Я слышала, как герцог приставал к Вам.

В покрасневших глазах донзеллы мелькнул испуг:

– Сеньор Лодовико просто пошутил!

– Я поверила бы Вам, если бы он и мне не говорил что-то подобное.

Не обратив внимания на недоверчивое выражение, возникшее на лице Лукреции, Лоренца продолжала:

– Получается, что герцог любит одновременно меня, Вас, герцогиню и графиню Бергамино…

После её слов у донзеллы, наконец, высохли слёзы и она уже более спокойным голосом спросила:

– Что же мне делать?

– На Вашем месте я бы покинула двор и попросила защиты у родственников.

– Нет, я не могу.

– Почему?

– У меня есть любимый брат сеньор Маттео Кривелли, главный камерарий монетного двора. Полгода назад он проиграл в карты огромную сумму казённых денег. Чтобы спасти Маттео, я бросилась в ноги к сеньору Лодовико и он согласился помочь, если я не буду к нему жестокой…

– Может быть, Вам следует рассказать обо всём герцогине?

– Вы не знаете сеньору Беатриче. За малейшую провинность она бьёт по лицу даже служащих герцога и ко мне вряд ли будет милосердна.

– Если хотите, я могу дать Вам рекомендательное письмо к донне Катерине Сфорца, правительнице Форли, или к настоятельнице монастыря Святой Лючии во Флоренции.

– Благодарю Вас, донна Лоренца, – донзелла слегка улыбнулась. – Но меня уже обручили с графом Караваджо, другом сеньора Лодовико. Когда я поселюсь в его доме, герцогиня до меня не доберётся.

С досадой посмотрев на Лукрецию, дочь Великолепного подумала, что зря потратила драгоценное время на девушку, которая была не прочь повторить судьбу графини Бергамино. Чего доброго, после свадьбы Моро ей и бриллиант подарит такой же, как у Чечилии, и её портрет Леонардо да Винчи закажет. Вероятно, что-то почувствовав, та спросила:

– Вы осуждаете меня, донна Лоренца?

– Нет, донна Лукреция. Как сказал однажды ваш герцог, Вы сами выбрали свою судьбу.

Отделавшись под каким-то предлогом от донзеллы, Лоренца поднялась на галерею, где теперь гуляли только сквозняки, колебавшие языки пламени масляных ламп, горевших в нишах перед распятиями. Правда, возле редких источников света стояли часовые, однако они лишь молча провожали глазами девушку, одетую в придворный наряд. В случае, если бы её