Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая

– Ётунов ты свет, Игмор! – в ярости закричал Торлейв, видя, что его призыв не сработал и упрямство Игмора сильнее рассудка. – Ты не сможешь просидеть на этой скале до прихода Святослава! До тех пор еще полгода! И то если он хоть когда-нибудь здесь покажется. Мы обложим тебя, ты и твои щенки не смогут носа высунуть! Будешь есть свою ётунову рать?

– Если так… то первой я съем вашу девку, – ответил Кощей, и вот теперь Торлейв явственно узнал голос Игмора. – Она хоть и тоща, но на сколько-нибудь хватит.

Он ведь прав, мельком подумал Торлейв. Пока Дединка у них там, они не решатся морить навцов с их владыкой голодом – ведь девушка пострадает вместе с другими. И с Игмоши станется ее съесть – от его человеческого облика и так почти ничего не осталось.

– Игмор… – Торлейв постарался взять себя в руки, голос его зазвучал ровно, однако в нем сквозила убийственная ненависть. – Ты трус, Игмор. Зря ты брешешь, будто ты, мол, тоже сын Ингвара. Ингвар был самым храбрым человеком в Киеве, и оба его сына – настоящих его сына! – ему в том не уступали. Улеб бился сам-третий против семерых и сумел убить двоих из вас. Вы задумали предательство, вы напали на него всемером, а потом сбежали, как крысы. Ты сын рабыни, Игмор, и теперь прикрываешься женщиной, как в обычае у таких, как ты. Теперь Кощеем рядишься, не хочешь нам свою морду показать, чтобы мы не увидели, что ты от страха бледен, как вот этот снег.

Кощей колыхнулся – будто содрогнулась скала, – выпустил копье, поднял руки и медленно стащил личину.

При виде его лица все стоявшие внизу содрогнулись заново. Доброван – от встречи с тем, что в его глазах было некой священной тайной темного света. Бер – увидев лицо своего главного врага. А Торлейв – от того, как сильно Игмор изменился. «И правда, мертвец восставший», – мельком подумал он. Игмор сильно исхудал, его некогда полные щеки обвисли, под глазами темнели мешки, кожа обтянула скулы, длинные волосы и борода, нечесаные, свалялись. Они с Бером так стремились его убить, а в собственных глазах он давно уже пребывал на том свете. Там, куда один за другим переходили пятеро его ближайших соратников и родичей.

Стиснув зубы, Торлейв встретил полубезумный взгляд Кощея. Если раньше он плохо владел своим лицом, сейчас наилучший случай этому научиться.

– Выходи, пес переодетый! – продолжал Торлейв. – Что засел на насесте, как петух? Покажи, что ты еще мужчина, а не крыса. Мы окажем тебе великую честь – позволим защищаться с оружием в руках.

– Я не трус, и ты это знаешь, – ответил Игмор. – Моя жизнь ничего не стоит. Но я служу Перуну. Его удача связана с моей. Она поможет мне.

– Плевать мне, с чем ты связан. Выходи, иначе своей трусостью опозоришь и его.

– Давай так. Если я одолею – вы отдаете Краса и уходите отсюда. Ты одолеешь – получите девку… но сохраните мне жизнь. Это условие. Вы поклянетесь. Я не могу… не дам вам убить и его заодно со мной.

Смысл этой темной речи, однако, братьям был вполне ясен. Говоря «убить и его», Игмор имел в виду вовсе не Красена, а того, кого здесь не было, – князя Святослава. Преданность Святославу и сейчас оставалась главным чувством Игмора, и собственная жизнь была ему дорога только как залог безопасности князя. Ради нее он терпел поношения, которых никогда не стерпел бы раньше. Полгода он бежал, унося собственную жизнь подальше от врагов, чтобы не быть убитым и не утянуть с собой в Навь господина, ради блага которого и решился на убийство Улеба.

Торлейв и Бер переглянулись. Во взгляде Бера отражалась ожесточенная решимость, в глазах Торлейва – сомнение.

– Соглашайся на поединок, – тихо, но твердо велел Бер. – Осточертел мне этот пес, полгода он во мне словно яд! Я убью его, или он меня убьет. И хватит. Сага о мщении слишком затянулась, слушатели уже клюют носом.

При всей его силе воле, сдержанности и терпении Бер слишком устал от полугодовой погони, от разочарований. Уже не раз в этой погоне он проливал кровь, но так и не достигал главной цели и не мог обрести покой.

Торлейв несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Чувства рвали душу в разные стороны, и он не мог понять, которое сильнее.

Сохранить жизнь Игмору… и Святославу? С Игмором он разделался бы без колебаний – и смерть Улеба была бы отомщена. Но Святослав… Святослав – истинный виновник этой смерти. Но он – князь русский, он – честь, меч и слава руси. Он – близкий родич и Торлейву, и Беру. Они не могут, не должны способствовать его смерти, коли знают, что его жизнь связана с жизнью Игмора. Как он, Торлейв, вернется в Киев, а там… Святослав еще жив… Святослав уже мертв…

Если так все и пойдет, то Прияна скоро овдовеет.

Мысль эта в первый миг обожгла душу соблазном – смерть Святослава дала бы Торлейву весомую надежду заполучить в жены его вдову. Но как он взглянет Прияне в глаза, зная, что ради этого счастья… почти что убил ее мужа? Своего брата? Своего князя?

Умри Святослав – кто поведет русь на хазар? Кто отомстит за Грима, сына Олега Вещего? Кто проложит для руси свободный путь к Хазарское морю, к Аррану, где погиб Хельги Красный? «Я? – спрашивал себя Торлейв. – Бер? Братья Свенельдичи? Нет, нам это не нужно. И не нам боги послали золотой меч Ахиллеуса, не нам сам Один пообещал три царства. Не нам, потому что мы не согласны заплатить за вечную славу такую же цену, на какую согласен Святослава. Я хочу попасть в Арран, но не уверен, что сам, без поддержки князя всей руси, смогу собрать довольно сил и удачи для такого похода».

«Ты сам станешь князем руси, – шепнул ему голос из глубины души. – Брат прежнего князя и муж его вдовы – кто возразит?»

«Сама Прияна и возразит, – ответил этому голосу Торлейв. – У нее сын. Ярик. Она видит будущим князем его и не пустит на это место меня, как бы ни любила. Так Эльга сберегла стол киевский для Святослава, не выйдя замуж за Мистину, и Прияна последует ее примеру. Она горда, даже более, может, чем Эльга, она не позволит собственным влечениям испортить жизнь сыну».

– Тови! – окликнул его Бер, не понимая, отчего брат медлит с ответом.

«Смерть Игмора принесет