Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Стараясь не выдать потрясения, Торлейв молча слушал повесть о захвате обоза. Его даже почти не задело намерение оковских вятичей перейти под руку кагана, хотя сведения эти были чрезвычайно важны. Все его мысли были с Дединкой. Ее увезли из Свинческа, чтобы отослать в Хазарию! Торлейв был так возмущен, что едва успел себе напомнить: кровные родичи имеют право распоряжаться ею, как хотят, и лучше не выказывать, что ему есть до нее дело.

И вот теперь она в руках Игмора с его навьей братией – уже который день. Торлейва замутило от мысли, что там могло с ней произойти; в душе вскипела такая ярость, какой он до того не испытывал. Даже когда узнал о смерти Улеба – Улеб был мужчиной, защищался и умер как мужчина, с оружием в руках. Но Дединка совершенно беззащитна, а что делают с пленными молодыми женщинами, Торлейв вполне представлял.

– Если они ее… обидели… – начал он, ловя воздух ртом.

Бер, сидевший рядом, толкнул его коленом: дескать, спокойнее.

– Я их всех в «орлов» превращу и на красных крыльях летать пущу, – продолжил Торлейв на русском языке, чтобы Доброван не понял. – Мы должны достать ее оттуда.

– Как?

– У нас есть товар на обмен.

– Красен? Ты хочешь вернуть этого стервеца в объятия Игмора?

– А почему нет? Мы все равно пообещали сохранить ему жизнь, а держать его при себе я не вижу смысла. К тому же это ненадолго. Мы возьмем Кощееву гору и покончим с ними обоими. Кстати, если Красен ее хоть пальцем тронул… то я беру свое слово назад, и ты сможешь поучиться делать «орла».

К счастью для всех, Красен поклялся матерью-землей и съел земли из-под правой ноги, что Дединку никто не обижает – Игмор запретил, приберегая ее для Святослава. У Торлейва несколько отлегло от сердца, и его облегчение было настолько заметно, что Бер окончательно уверился в своих подозрениях.

– И все равно ей незачем там оставаться, – сказал Торлейв, когда они вышли из клети, где содержался под замком и стражей Красен. – Завтра отвезем этого ётунова сына и обменяем их.

– Ты уверен, что стоит возвращать Игмору его ближайшего помощника?

– У них осталось мало людей. Красен не помешает нам взять их логово, а к тому времени девушки уже не должно там быть. Ты слышал: Игмор прикрывается ею, и пока она там, его не взять. Больше ему будет некем прикрываться. Тогда и местные осмелеют. Не можем же мы позволить ему спокойно дождаться Святослава и передать ему здешнюю главную невесту! Святослав сочтет, что Игмоша уже покорил для него вятичей – тот сам так и думает, – и получит повод все ему простить.

– Тови… – ласково сказал Бер. – Мне-то не заливай.

Торлейв отвел глаза, не смея уверять, что его больше всего волнуют дела Святослава. Ну да, Мистина говорил: у тебя все видно по лицу.

– Она красивая? – вкрадчиво спросил Бер, предлагая излить душу верному брату.

До сих пор у него не был причин подозревать Торлейва во влюбленности, но при разговоре о той девушке на Кощеевой горе тот слишком явно изменился в лице.

Торлейв помолчал, подумал, впервые задав себе этот вопрос: красивая ли она? Потом ответил, глядя перед собой и все же чувствуя облегчение от решимости поделиться:

– Нет. Она… ростом с меня.

– С тебя? – Бер поднял брови: он сам был ниже Торлейва, и столь рослая девушка ему казалась несуразной.

– Да! У нее слишком худое лицо, и сама она слишком худая… Но это неважно. Когда я ее видел, ее глаза – вровень с моими, они серые с золотыми искрами, но эти искры видны только при солнце… Мне делалось так весело – так никакая красота не развеселит.

Торлейв наконец повернулся к Беру, и в глазах его светилась радость от мыслей об этой несуразной деве.

– И я больше не позволю им ею играть, перекидывать, как кубарь, – то Станибору, то кагану. Она будет моя. Я о ней позабочусь лучше, чем эти шишки бородатые, ее родичи.

И замолчал, сам в изумлении от того, что сейчас сказал. Но тут же понял, что сказал правду: именно этого он и хочет.

* * *

«Никогда не думал, что когда-нибудь буду так жаждать увидеть Игмошу», – думал Торлейв, пока долгой ночью вертелся с боку на бок, не в силах заснуть.

Выехали еще почти в темноте. Из былемиричей почти никто не пожелал сопутствовать двум молодым русам: Кощея здесь боялись не шутя. Случай во время неудачной осады, когда он пролил со стены огонь, – относили его на счет колдовства, – внушил людям еще более сильный страх. Не помогало даже то, что Торлейва и Бера сопровождала дружина из трех десятков человек – от колдовства и сотня не защитит.

– У меня есть оберег против Кощея. – Торлейв показал былемиричам мешочек красного шелка. – Здесь три колоса от жнивного венка, а дала мне их княгиня киевская, дочь князя смолянского. Пока они со мной, Кощеевы чары мне не страшны.

В защитную силу жнивного венка, да еще выбранные руками княгини, люди верили, и к дружине присоединился Доброван с сыном. Доброван от души беспокоился о Дединке, сироте, которой неоткуда больше ждать защиты, но и стыдился перед двумя молодыми русами, что сам не смог ее защитить.

Красен, которого везли на санях со связанными руками, довольным не выглядел. Торлейв, зная его хитрость, считал, что пленник просто не хочет выдать, что у него на душе. Но Красен и правда не слишком радовался возвращению на Кощееву гору. Понимал: как только он туда попадет, обещание сохранить ему жизнь потеряет силу. А что они с Игмором, располагая «ратью» из десятка отроков, сумеют продержаться до появления в этих местах Святослава с войском, он не верил. С теми силами, какие у них остались, они не смогут противостоять осаде и будут вынуждены или выйти из города и принять бой, скорее всего, безнадежный, или умирать с голоду. Братья Улеба жаждут их крови, да и местные на них так злы за поборы и унижения, что и осмелеть могут, как получат большое преимущество в числе.

День был тихий, хмурый, но снег не шел. Когда пробирались, следуя за Доброваном, с трудом верилось, что в этом пустынном краю есть обитаемое место. Кощеева гора даже зимой выглядел так, будто попала сюда каким-то чудом: не то с неба упала, не то из-под земли выскочила. Коней оставили внизу, стали подниматься, следуя за Доброваном, пешком. Высокий каменистый холм был усеян огромными валунами; там, где сдуло снег, виднелись