Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая

сам Святослав – двадцатилетний князь, а с ним восемь гридей. Все, что имел Святослав после бури, разметавшей лодьи близ хазарской Карши. Восемь человек – из восьми сотен. Что сталось с остальными – они не знали, и хотя Святослав надеялся, что его войско уцелело и только разбросано, невозможно было ждать, пока кто-то его соберет и найдет потерянного князя. Скорее хазары найдут здесь кучку русов и продадут в рабство. Повезло, что с ними был Вемунд. Много лет назад он, в дружине Хельги Красного, через эти места ходил на Таматарху и кое-что о них знал. Он взялся вывести князя из окрестностей Карши к днепровским порогам, где уже можно было рассчитывать на помощь своих. Но до той помощи было еще очень далеко.

Избегая встреч с людьми, они пробирались вдоль берега Самакуша, обходили заливы с соленой морской водой. Под ноги то и дело попадались пышные шары из ветвей – перекати-поле, в которых русы с непривычки видели живые существа и невольно отскакивали с их пути. А что еще подумаешь, когда видишь, как эти клубки перепутанных побегов катятся, по одиночке или целой стаей, будто знают, куда и зачем? Часто показывались вдали большие и малые табуны невысоких диких лошадей – они носились по мелководным заливам, и казалось, это духи и облике коней, способные бегать по воде. Глядя на них, Святослав понимал, откуда взялись предания о табунах морского царя.

Потом плыли на маленьком суденышке, захваченном в рыбацком селении. Добрались до Ликостомы в устье Волчьей реки, там купили лошадей и наняли проводника-хазарина. Теперь он вел их через степи к Днепру, от одного источника до другого. Порой малая дружина натыкалась на белые кости, разбросанные волками и птицами-падальщиками: иногда конские, а иногда и человечьи, с остатками одежды, поклажи, истлевшими обломками оружия. Даже думать не хотелось, кто это был и от чего принял смерть – в какой-то из былых войн, от рук разбойников? Вечером, устраиваясь на ночлег, Святослав невольно думал: а ну как выйдут к тлеющему костру оборванные молчаливые люди с провалившимися глазами – те, что в мире живых неспособны говорить?

Как-то раз остановились на ночлег в балке, где было немного растительности. Ветер из степи нес запах полыни, оглушительно трещали цикады. Темнота за пределами пятачка, где горел костер, наваливалась и душила. Лишь частые огоньки звезд помогали понять, где небо, а где земля. Передвигаться за пределами света от убогого костра было страшно – на земле ни видно ни ям, ни кочек, и кажется, запнешься, упадешь – и улетишь прямо в эту бездну черноты, перепутав, где верх, а где низ. Мир ночной степи был огромен и беспределен, а человек в нем не просто мал – настолько мал, что его как бы и не было. Глядя вниз, Святослав не видел собственных ног и сомневался, а есть ли они у него. Есть ли у него тело, или он – такая же крошечная звездочка, искра света, потерянная в бездне? Он вспоминал Киев, мать, жену, сына Ярика, но казалось, что это не его жизнь, а лишь слышанная сказка. Он – искра в бездне, и нет у него больше никакой семьи. Чтобы ее обрести, предстоит родиться заново. Никогда в жизни Святослав не знал одиночества: всегда при нем были мать и тетка Ута, братья и сестры, товарищи – будущие его гриди, а еще взрослые гриди, жившие на княжьем дворе и всегда готовые взять на руки Ингварова наследника. Теперь он постиг, что значит быть одному, и девять спящих рядом спутников не могли нарушить этого чувства. Их искры-души были так же одиноки и так же далеки, как вон те, в беспредельной верхней бездне. Наверное, в те три года, когда Прияна еще девочкой жила в Кощеевом Подземье, она видела над собой такое же неземное небо.

Страха не было – было чувство свободы, непривязанности ни к чему, даже к собственному телу. Вот знакомый шум – промчались вдали степные кони. Почему не спят? Что их потревожило? Благословенна эта темнота, что укрывает надежнее всякой крепости…

В этом он ошибался…

Взошла луна, свет ее молоком пролился на землю сквозь решето ветвей. И вот тут Святослав заметил: во мраке кустов одно белое пятно не лежит смирно, а шевелится. Движется. Неслышно скользит с места на место, потихоньку приближаясь…

Пробил холодный пот. Две ночи назад с Белчей случилось происшествие, которое гриди до сих пор обсуждали. Проснувшись с чего-то еще в темноте, весь в росе, тот вдруг увидел, вернее, ощутил, что вокруг него вьется целый рой какой-то мелкой нечисти. «У них тушки птичьи, морды навроде человечьих, и еще рожки вот такие! – рассказывал Белча потом, показывая рожки двумя согнутыми грязными пальцами. – Вьются надо мной, чего-то чирикают по-своему. И вроде они не злые, не кусаются, а жуть такая – ни охнуть, ни вздохнуть!» Не смея шевельнуться, он только сумел спрятать голову в ком травы, служивший подушкой, и степные навьи отвязались. Дома над ним посмеялись бы, дескать, пить надо умеючи. Но тут все знали: пить нечего, кроме теплой воды. И нынче была первая ночь, когда Белча осмелился лечь, а то все сидел, совиными глазами таращась в костер, и потом весь день засыпал на ходу.

А теперь Святослав видел – ему досталась нечисть покрупнее. Или это человек? Лазутчик? В этих степях им встречались и печенеги, и угры. Русы старались остаться незамеченными, но что если их все же приметили и теперь выслеживают, чтобы повязать и увезти в Каршу на продажу? Или просто порубить на месте.

Неслышно подобрав с земли секиру, Святослав двинулся к белому пятну. Оно исчезло. Так все-таки морок? Блазень? Святослав сделал еще несколько шагов, вошел под тень ветвей, изо всех сил вглядываясь и вышаривая глазами белое пятно.

Легкий звук где-то рядом… Святослав даже не успел понять, что за шорох и откуда раздается, как жуткая тяжесть навалилась ему на спину и пригнула, пытаясь опрокинуть. Горячая пасть дохнула тухлым, острые крупные клыки впились сзади под самой шеей… Тут бы и конец пришел князю русскому, не надень он на время своего дозора кольчугу. Зубы зверя заскрежетали по железным кольцам, прикрывавшим его хребет, злобное рычание оглушало, шевелило волосы на голове. Край кольчуги совсем рядом, если зверь сейчас высвободит клыки и вопьется еще раз, чуть выше – перекусит шею.

Святослав стоял согнувшись и вцепившись в мохнатые мощные лапы у себя на груди. Кольчуга мешала зверю вонзить когти ему в бока, но невероятная