Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская

— Эффективным способом… — Император медленно произнёс эти слова, словно пробуя их на вкус. — Напомнив всем, в какую знатную лужу посадил меня в прошлый раз? И заодно показав всем, что плевать хотел на мои приказы? Теперь я просто обязан тебя казнить, чтобы заткнуть самых говорливых и показать, что я тут император, а не хвост собачий, и что не потерял власть. Особенно в свете того, что я едва не потерял власть.

Правитель отвернулся, коротко побарабанил пальцами по подлокотнику и продолжил:

— Не могу сказать, что мысль тебя казнить такая уж неприятная. Скорее наоборот. Но при этом, казнив тебя, я как будто буду следовать твоему плану. И это бесит! Я не понимаю, что ты делаешь и зачем ты это делаешь. Но точно уверен, что полоскание моего имени в скандале с казнью Филиппа Хеммерли — это отвратительный способ донесения информации.

Император повернулся, в глазах полыхала неприкрытая ярость.

— Но он сработал. Вы быстро узнали о заговоре, потому что разозлись на меня, а большинство людей сейчас заняты тем, что вспоминают старые дела, а не сплетничают о едва не произошедшем перевороте.

— Кто ещё знает? Это ты передал информацию о Леофике в газеты?

— Нет, ваше величество. Я не заинтересован в том, чтобы дело получило широкую огласку. Думаю, никто не заинтересован. Это может привести к народным волнениям.

— Прекрати издеваться! — Подлокотник жалобно скрипнул, когда император с силой сжал его. — В прошлый раз подробности дела, которое не надо было оглашать, ты растрепал на всю страну! И чуть не вызвал этим народные волнения!

— Наши позиции по этому вопросу всё ещё кардинально отличаются. — Эрнет прямо посмотрел на правителя. — Но это не значит, что наши мнения не могут совпасть сейчас.

— Виктор Бранс просил за тебя. И до этой встречи я был склонен удовлетворить его просьбу, но сейчас вспомнил, насколько ты упёртый, наглый и вечно лезущий не в своё дело. Невыносимый! Как заноза в заднице. Не вижу причин, почему бы не избавиться от тебя раз и навсегда. Похоронить вместе с принципами, которые ты не можешь засунуть куда подальше и всё время суёшь мне под нос!

Упёртный. Амелия тоже называла его упёртым. И Хантли понимал, что будь он более гибким и менее принципиальным, умей закрывать глаза на происходящее, и всем было бы куда проще жить. Особенно ему самому. Вот только, это был бы уже не он. Да и не действовал он никогда из прихоти и желания навредить, но многие почему-то так считали. Вот и император тоже.

— Моей целью никогда не было ни мешать вам, ни раздражать, ни разочаровывать. А Виктор Бранс — благородный человек, и, вероятно, считает, что чем-то мне обязан. Это не так. Я поступил, как поступил не ради него, и не ради Вероники Нэвис, если вдруг она тоже просила за меня. Я поступил бы так же, даже если бы медальон мне передал совершенно незнакомый человек. Так что никто из них ничего мне не должен, и вы вольны не брать на себя обязательства, которые противоречат вашим убеждениям, руководствуясь лишь чувством благодарности к тем, кто действительно спас страну.

Эрнет бросил короткий взгляд в окно, где светило яркое летнее солнце, так не соответствующее тяжёлой обстановке в приёмном зале.

— А чем, скажи мне, ты руководствовался? Я просто хочу понять. — В этот раз в голосе императора не было злости, только неудовольствие пополам с любопытством.

— В сущности, я всегда рискую только тогда, когда надо восстановить справедливость, ваше величество. — Эрнет повторил фразу, которую сказал Стиву, и почувствовал, какое непоколебимое спокойствие пришло к нему с этими словами. — Во благо империи.

Он произнёс стандартную формулировку, которой заканчивались все официальные разговоры, и тут же осознал, что зря. Понимание, мелькнувшее во взгляде императора, тут же исчезло, а глаза налились кровью. Пожалуй, на фоне разоблачения убийцы Элеоноры, который был нужен для государственных дел, это прозвучало насмешкой. Но Эрнет, правда, не хотел ничего подобного.

— Вон! И чтоб я тебя больше не видел! Теперь-то ты точно издеваешься!

Охранники окружили Хантли плотным кольцом. Оставалось только развернуться к выходу, пытаясь понять, помиловали его или отправили на казнь, чтобы уж точно никогда больше не увидеть.

— Ваше величество, какое решение внести в протокол: заключение, казнь, помилование. — Сзади раздался голос господина Сорвена.

— Казнить!

* * *

Эти слова оглушили. Звуки исчезли и выцвели краски. Воздух закончился. И только немыслимым усилием воли удалось не сбиться с шага. А потом, словно сквозь слой ваты Хантли услышал новый вопрос.

— Какую-нибудь награду за помощь в спасении страны выдать? Так положено. Орден пресвятого Ирна второй степени, например. Посмертно, естественно.

Император глухо рыкнул и снова стукнул по измученному подлокотнику.

— Ладно! Сохранить в том же статусе: пусть не появляется в Брейвиле никогда. В следующий раз я не буду так добр.

С души, словно камень свалился, а в глазах потемнело от облегчения. Расслабились плечи, позволяя понять, в каком напряжении Хантли находился во время аудиенции.

— Стой! — вдруг остановил его голос императора. — Мне сказали, что ты всё время что-то писал, пока был в камере. Покажи. Там черновики статей о заговоре?

Эрнет медленно повернулся и достал из внутреннего кармана жилета блокнот.

— Я не писал, ваше величество, а рисовал.

— Всё равно покажи. Хочу убедиться.

Блокнот перекочевал из рук Хантли к одному из охранников, а потом оказался у императора. Тот перелистывал страницу за страницей и всё сильнее сводил брови в недоумении.

— Здесь действительно только рисунки. Твоя невеста? Мне не докладывали, что у тебя есть невеста.

— Нет, ваше величество. Не невеста. Хотя я неоднократно делал этой девушке предложения, но получал отказы.

Император хохотнул. Словно получил мстительное удовольствие от того, что кто-то многократно ставил Хантли на место.

— Какая разумная юная леди. Но кто же она?

— Амелия Ковальд. Гадалка из Рейвенхилла.

— Опять издеваешься? — Брови правителя взлетели так высоко, насколько это было возможно. — Ты ненавидишь гадалок.

— Моя неприязнь к служителям Ошура сильно преувеличена. И более того, относится скорее к шарлатанам и мошенникам, обманывающим людей. А таких полно не только среди предсказателей и гадалок. Не меньше их среди лекарей, финансистов и других профессий. Амелия же никого никогда не обманывала.

Император улыбнулся в бороду, захлопнул блокнот и передал обратно.

— Что ж, желаю, чтобы